|
Леонид Савин
ЗА КУЛИСАМИ
трагикомедия в двух действиях с убийством и отравлениями по рассказам А. П. Чехова
“ …Бросьте вы театр и
кулисы, ведь это же, А. П. Чехов.
Действие первое Сцена 1
Варвара. “О боже! Какая трагедия… Как жалка наша жизнь…Просыпалась мудрость и все погибло. Ха-ха-ха!” Балабайкин. “ Как жалка наша жизнь”. (наливает себе водки и выпивает) Варвара Степановна, присядьте голубушка.
Балабайкин. Варвара Степановна! Варвара. Что, Максим Псоич? Балабайкин. Варварочка-а-а-а... Варвара. Ну, чего вам? Балабайкин. Душа моя, страдаю я-а-а-а… Варвара. Так идите к фельдшеру. Он, говорят, ловко дергает. Балабайкин (выпивает). Это моя душевная субстанция страдает по вам, Варвара Степановна, и нервами в зуб отдает. Коренной-ой-ой. Варвара. Не надоело, вам? Раньше надо было думать, прежде чем приличным дамам, такое дарить. Балабайкин. Это лавочник, бестия, перепутал…я сто раз объяснялся с вами, вы слушать не хотите… Варвара. Не нужны мне ваши объяснения и подарки. Я о них уже и думать забыла. Вы мне лучше, скажите, почему я схожу с ума? Балабайкин. А вы по кому? Варвара. В пьесе! Балабайкин. Из-за этого Унылова все с ума посходили! Еще одна столичная штучка! Варвара. Просто не хочется выглядеть провинциалкой. Он в Александринке играет, представляете? Балабайкин. А что Александринка? Что? Постройка хорошая, ничего не могу сказать, но насчет артистов, извини. Может, они и хорошие люди, гении, Дидероты, но с моей точки зрения – убийцы искусства и больше ничего. Испортили вкус публики. Будь моя воля, я бы их всех из Петербурга выслал. Варвара. И Алмазова? Балабайкин. Раздули. Кусок льда! Талантливая рыба! Пропало искусство. Настоящие актеры остались только в провинции-и-и. Как болит, проклятый! Варвара. На счет провинции и актрис, я с вами согласна. Максим Псоич, это же у вас (читает) “алым заревом пылает мозг и трещит череп, как бездонные бездны?”. У вас? Балабайкин. “Бездонные бездны?” У меня. Варвара. А почему тогда я…(крутит пальцем у виска) ? Балабайкин. А потому, милая моя, что… что…Что вы со всякой ерундой пристаете? Я же вам говорю, перчатки покупал, а лавочник.... Варвара. Что вы с вашим лавочником?! Премьера сегодня! У нас даже репетиций не было, и половины состава нет. Перестаньте выпивать! Балабайкин. Я только полечить, а вот Тарасюк сначала приставал. В чем фокус, да в чем фокус? И где он теперь? Варвара. Говорят, запил. Балабайкин. Вот. А почему? Потому что не Шекспир, так эффекты одни. Варвара. Ну, вы тоже, Тарасюка с Шекспиром сравнивать. Балабайкин. Я о пьесе. Пьеска так себе… Психология и психопатия сплошная.
Антрепренер. Унылов приехал? Балабайкин. Трехчасовым вроде. Антрепренер. Да я его сам в гостиницу отвозил. В театр не приезжал? Балабайкин. Нет еще, ждем. Антрепренер. Ай-ай-ай…ведь публика уже собирается. Все приставные места заняты. Нельзя затягивать. Варвара. Кузьма Алексеевич, кто вместо Тарасюка? Антрепренер. Никого не нашел. Придется, мамочка, самому. Варвара. Кузьма Алексеевич, как же без репетиций? Антрепренер. Варвара Степановна, вы у нас прима. Публика от вас без ума. Дай бог, обойдется. (Балабайкину) Вы бы полечились, голуба моя? Балабайкин. И то верно. Вот думаю, прополоскать для пофилактики (достает из под стола графин). Антрепренер (забирая графин). Только не водкой, голуба моя. Если вы сегодня пьяны будете. Я вам серьезно говорю. Вы бы хоть для сегодняшней гастроли господина Унылова соблюли себя. Первый раз полный зал. Балабайкин. Соблюли. Люли. Нельзя же, в самом деле, так давить на личность! Что мне ваш Унылов. Вы думаете, он не пьет? В лучшем виде… В Москве бывало пивали… Варвара. С Уныловым? Балабайкин. А с кем еще? Это вы с суфлером как его… Борзой-Невзоров… Прости меня, господи, под сценой. В рот ему расстегай с творогом. Нет, матушка, трещала Москва, как мы пили…Почище Наполеона зажигали костры… Антрепренер. Да разве он пьет? Балабайкин. Кто? Васечка Унылов? Русский талант не может не пить.(забирает у Антрепренера графин и пьет прямо из него) Антрепренер. Да полноте вы, в самом деле. Мне Тарасюка хватает! (отбирает графин). Варвара. Ох, Кузьма Алексеевич, не нажить бы нам беды со всем этим. Говорила я вам ,чтоб не брали этого хохла… Говорила? У Максим Псоича зубы. Возьмут и деньги назад потребуют. Антрепренер. Что-о-о! Деньги! Какие деньги? Я им что обещал? Гастроль Унылова? Унылов есть, а больше я ничего не обещал. Наши силы ей известны. А жида как-нибудь сыграю, не в первой. Балабайкин. Не верите, а мне плевать. И Васе плевать. Тьфу, и растереть. Варвара. Вы, Максим Псоевич, не очень – то. Я с господином Уныловым тоже знакома. Он даже в мой адрес комплименты говаривал. А Борзой-Невзоров очень приятный молодой человек. И фамилия у него не Балабайкин, как у некоторых.
Балабайкин. Зато настоящая! Папеньки покойного. Борзовзоровых им подавай.
Унылов. Что же это такое? Что, это такое, спрашиваю я вас? Антрепренер. В чем дело, милушка моя, мамочка… Унылов. Да помилуйте… Никакой встречи…Разве я привык так… Балабайкин. Наше почтение, Василий…/пытается вспомнить отчество/ Унылов. Где репортеры, интервьюеры? Антрепренер. Мамочка…Они придут, придут сейчас. Вот помяните мое слово все придут. Балабайкин. Имею честь, так сказать в одном спектакле… Унылов. Я привык быть кумиром молодежи. Где же ваша молодежь? Антрепренер. Мамочка, молодежь у нас постарела. Уж извините климат такой…такой у нас климат подлый…а вот что ,голуба моя, уже поздно…публика собирается, а вы еще одеваться не начинали…нехорошо затягивать ,матушка. Унылов. Скажите вашей публике, что меня в столице генералы ждут, не ей чета. В уборных у вас тепло? Балабайкин. Помилуйте, жара, можно сказать. Там у нас гомерические печи. Антрепренер. Герметические. Балабайкин. Помилуйте, я и говорю, геометрические. Унылов (Антрепренеру). А кло-де-вужо есть у вас? Антрепренер. Чего-с? Балабайкин. Эт-та…то есть да…последняя дверь налево. Унылов. Кло-де-вужо. Это вино такое красное. Разве вы не знаете, что я и Алмазов во время действия красное вино пьем. Чтоб у второй левой кулисы стоял человек с вином. Когда мне будет нужно, - я пойду и выпью. Когда придут интервьюеры - велите мне сказать. Текст никто не забудет? Я за всех играть не собираюсь. Вы писали, у вас срепетировано дружно? Антрепренер. Чрезвычайно дружно…все равно, что с вами репетировали… Унылов. Ну еще бы мне к вам приезжать на репетиции… Есть у меня время тоже. Что еще? Костюмы, реквизит? Антрепренер. Все будет в лучшем виде. Василий Акимович, голуба моя, может еще спектаклик. Я накину… Унылов. Я актер столичных театров. Антрепренер. Василий Акимыч, голуба! Не знаю, как и сказать. Может, про голозадых обезьян не надо сегодня, а то голова с супругой и дочками обещали быть. Унылов. И что из того? Антрепренер. Как бы на свой счет не приняли? Унылов. Во-первых, голых и бесхвостых, а во-вторых, я могу вообще на сцену не выходить! (уходит). Антрепренер. Да с характером…недаром говорили… Балабайкин. Русский талант. Ведь сколько было выпито с ним. Антрепренер. А он вас даже не признал? Балабайкин. Ну, конечно не признал. Где ж ему узнать… ведь до полного бесчувствия пили. Понимаете ли, до полного бесчувствия… Да где вам понять? Антрепренер. Какого мне труда стоило, а денег. Если бы не связи не видать нам его… уж постарайтесь, голуба сегодня… Балабайкин. Да что вы! Разве такие роли играли? В наше время актер трудился… Утром короля Лира запрягаешь, а вечером Гамлета канифолишь… Театр трещит от аплодисментов. Помню, в Смоленске Васька суфлер покойный взялся герцога Ришелье играть… А Тарасюк, правда, того? Антрепренер. Запил, подлец. Придется мне Мойшу играть. Зато платить никому не надо. Главное, не оскандалится. Балабайкин. У вас получится. Есть в вас жилка такая…артистическая. Ох, мочи нет. Одолжите глоточек содержимого… Прополоскать так сказать. Антрепренер. Провал в исправности? Балабайкин. Уж от этого увольте, Алексей Кузьмич… У меня для провала ноги слабые…а потом зубы… Антрепренер. Но как же вы тогда исчезнете? Балабайкин. Да просто: за кустик зайду, да за ним и присяду…а публика подумает провалился.
Унылов. Так велите мне дать другой ковер в уборную и свечи к зеркалу повыше. Где газетчики? (уходит). Антрепренер (тихо). Газетчикам платить надо. Подите, мамочка, распорядитесь, чтоб из директорской ложи взяли ковер для него… Балабайкин. А свечи? Антрепренер. Они все равно сгорят. Зачем ему свечи, когда в уборной электричество? Балабайкин. Для эффекту, видно. Антрепренер. Пусть возьмут из фонарей у входов…авось фонари и без свечей обойдутся. Балабайкин. Да их давно растаскали. Разве с этим народом можно. Намедни, у Варвары Степановны из уборной батистовые панталоны стащили. Будь они неладны. Антрепренер (оглядывается и поднимает деревянные бруски). Отнесите ему. Пусть поставит на них свечи. Они как раз на полвершка выше будут. Балабайкин. Надо кложево тоже… Антрепренер. А вино еще… Пошлите в буфет и велите взять красное крымское … и такое слопает. Балабайкин. Позвольте, графинчик… в буфет возвернуть? Антрепренер. Держите. Нет, голуба, я сам… и насчет вина тоже, а вы брусочки господину Унылову по-приятельски. Скоро начинать будем. Чуть не забыл! Веночек ему. На поклоне, ну сами знаете, пусть поднесут. Да половчее, прямо на голову оденут. (достает из пакета венок). Балабайкин. Никак опять брусничный? Антрепренер. Из лавра просят дорого. А что? Лист зеленый… свежий. Лучше всяких лавров. Балабайкин. Пару рубликов за суету не накинете, Кузьма Алексеевич? Антрепренер. Отчего ж. Раз Тарасюку платить не надо. Рублик накину. Балабайкин. Премного благодарны, кормилец, вы наш. Антрепренер. Полчаса осталось. Я переодеваться, вы , голубчик, распорядитесь и тоже … Нет, лучше так. Я вместо рублика штраф за это дело (показывает на графин) не возьму. Еще и в прибылях будете.
Балабайкин. В рот тебе кулебяку.
Варвара. Вы опять ругаетесь? И не одеты? Балабайкин. За копейку удавится, кормилец наш. Варвара. Да, Индюков копеечку считает. Вам нравится? (о своем платье) Балабайкин. В нем будете? Для непорочности декольте, пожалуй, большое. Варвара. Уж позвольте, мне лучше знать, как одеться. Еще о приличиях рассуждаете. Зеленый занавес бы к этому платью… Как Унылов? Балабайкин. Ковры со свечами требует. Варвара. Столичные капризы. Балабайкин. Цену себе знает. Еще бруснику на голову вешать. От вашего же пошло.
Варвара. Не смейте мне напоминать о нем. Вы мне и так гадостей перед спектаклем наговорили. (кричит) Кузьма Алексеевич! Я просила луну. Где луна?
Антрепренер. Голубушка моя, мамочка, действие вроде днем? Варвара. Если на моем выходе не будет луны – я уйду со сцены! Мне надоели эти интриги. Так и знайте уйду…уйду.
Антрепренер. Эй, на колосниках! Чтобы когда Исидорская, так луна… Как луна, так Исидорская…Зашпаривай ее к чертовой матери! Сцена 2
Унылов. Вы, голые бесхвостые обезьяны, сидящие здесь, развеся уши, и ждущие с алчным любопытством кровавых зрелищ. Вам говорю я: смотрите… . И перед вами пройдет борьба миров, которую вы, по неразумению своему, назовете жизнью человека и не поймете вашими закрутившимися спиралью ничтожными мозгами. Безмолвием говорю я громкую речь. Смотрите, слушайте и не понимайте! (ударяет в гонг).
Балабайкин (обращаясь к Унылову). Невидимый, но видимый… Вот я у твоих ног, пришедший сюда соблазнить непорочность и доказать Мойше, как слаба и ничтожна его жизнь…Изреки истину! (Унылов молчит). К тебе обращаю мольбу свою: изреки истину! (Унылов молчит) Молчишь, в сатанинской перекрученной гордости…Но в третий раз вопрошаю я:изреки истину! Унылов (ударяя в гонг). Истина это ложь! Балабайкин. Да будет так, и будет видимо-невидимо. Унылов. Сейчас придет Непорочность. Смотрите, ничтожные… Вот мир соблазна столкнется с миром страсти. Смотрите, слушайте и не понимайте.
Балабайкин (глядя на луну). Кого вы ищете? Варвара. Я ищу Мойшу, моего мужа, торгующего огурцами там, где кончается проклятый город и начинается жалкая равнина. Балабайкин. Почему он торгует на стыке пейзажей и неровностей? Варвара. Он говорит, что в огурцах миросознание. И каждому кто купит огурец, откроется тайна бытия. Балабайкин. Огурец – это зеленое недоразумение с семенами или закуска. Унылов (бьет в гонг). Истина! Варвара. Вы не видели Мойшу? Балабайкин. Он придет. Я знаю, невидимая сила заставит вас прийти сюда искать его. Я ждал вас, чтоб сказать вам… Унылов (бьет в гонг). Миры сталкиваются. Балабайкин. Пустота наполнила меня до самых краев и разлилась где-то посередине вечности… Варвара. Вы говорите странно. Балабайкин. Безумной страстью воспален мой мозг. Варвара. Хотя нет. Балабайкин. Дрожат ноги и не слушаются руки… Варвара. Так говорят военные писари. Балабайкин. Я хочу владеть вами, ибо в этом смысл жалкого бытия ничтожного шара, именуемого землей. Унылов (ударяет в гонг). Истина! Варвара. Я замужем. Унылов (ударяет в гонг). Истина! Балабайкин. Здесь по воле некоего мерного безмерного и беспримерного хочу завладеть тобой Непорочность, жена Мойши, ибо алым заревом пылает мой мозг и трещит череп, как бездонные бездны! Варвара (падая в его объятья). Ни за что! Унылов (ударяя в гонг). Ложь! Варвара. И пусть это свершится! Прощай непорочность! Прощай мое верное мужу белое тело! Балабайкин. Здравствуй, тело молодое, незнакомое! Унылов (ударяет в гонг). Истина! Истина во лжи. Миры столкнулись. Горящие пропасти ликуют зловещей радугой… (за сценой слышатся тяжелые шаги). Приближается мир возмездия… Закройте ваши глаза, ибо он ужасен…
Антрепренер (Унылову). Не хотите ли купить огурец, дающий бессмертие и понимание не понимаемого? Унылов. Ты не на базаре. Смотри лучше вокруг. Антрепренер (Балабайкину). И не хотите ли ку…И супруга моя в объятьях какого-то гоя. Слушайте… Варвара (отходит от Балабайкина). Так было нужно…ему. Балабайкин. Мойша Родкин, торгующий познанием мира и не знающий его сам. Унылов (ударяет в гонг). В этом сокрыт великий смысл. Антрепренер. Однако, извините себе, пожалуйста… Какого вы говорите себе смысла – я очень хорошо понимаю. Обнимать чужую жену – такой большой смысл, каких еще поискать… Балабайкин. Мойша, вновь говорю вам: это предопределено и вне нас. Антрепренер (бросает корзину с огурцами. вместе с огурцами из корзины выпадает листок с текстом). Я не хочу…Я буду кричать… Унылов. Свершилось. Он рассыпал тайну премудрости. Балабайкин. Он потерял разум… Мойша, хладную струю спокойствия впусти в истерзанное кровью сердце. Варвара. Мойша, если я скажу, что это свершилось по воле мерного безмерного, тебе станет легче? Антрепренер. Нет. Я раздвоился. Вот, один я – лежит на полу, выпавший из корзины, а я другой… Балабайкин. Мойша, раздвоившийся, тебе говорю я: остановись и подними себя одного, и чудо свершится дважды. Унылов. Нет больше чудес в безвечных эфирах… Есть только огурцы…(бьет в гонг) Балабайкин. Покажи фокус. Варвара. Молю тебя, покажи им фокус. Антрепренер. Фокус? Мне, ли бедному еврею, показывать фокус. О, наша жалкая жизнь. Все время торговать мудростью, и остаться в дураках. Прощай, моя жена… Балабайкин. Мы ждем. Варвара. Я жду. Антрепренер. Я не могу. Поймите, хмурые, я не могу… Я ухожу в предвечный конус! (убегает со сцены). Варвара. Мойша! Антрепренер. Поздно. Балабайкин. Куда ушел он? Желтым неведением ослепил он мою мозговую извилину. Ты входящий во все выходы и выходящий из всех входов, скажи: куда ушел он? У ног твоих с шипеньем крика, молю тебя: скажи! Каменнообразным взором проник он по ту сторону… О, разреши, и мне…(подходит к кулисе и берет вино) Унылов. Нельзя. Балабайкин. О, разреши! Унылов. Посторонним вход строго воспрещается. Балабайкин. Не хочешь? (выпивает вино) Так силы черной бездны сами поглотят меня. (прячется за куст) Унылов. На миг мелькнул перед ним зигзаг вечности, и нет его… Черная бездна получила жертву страсти… От неловкого движения Балабайкина куст падает. Балабайкин сидит на корточках, спиной к зрителю и не замечает, что куст упал. Унылов. Миры погибли… Балабайкин. Услышь мой голос из бездонной бездны! (замечает, что куст упал) Я погиб.
Варвара. О боже… Какая трагедия…Как жалка наша жизнь. Просыпались огурцы, и все погибло. Ха-ха-ха…. (падает) Унылов. Она сошла с ума… Вам страшно, бесхвостые и голые обезьяны. Вы видели, как из мириада миров сошлись три и, столкнувшись, разбились. Понятна вам простая истина символов? И, бледные, будете вопрошать вы друг друга, и щупать руками в безумном испуге, боясь, не сошли ли вы тоже с ума. Ибо нет граней между разумом и безумием, и лжива истина, и истинна ложь. Так было, так будет. (бьет в гонг) Так было, так будет! (бьет в гонг). Так было.
Сцена 3 В гримерной Унылов а после спектакля. Унылов в брусничном венке. Входит Балабайкин. Балабайкин. Не помешаю? Разрешите, высказать свое восхищение вашему таланту и … Унылов. Что ж ты, каналья, мое вино…? Балабайкин. Я… я думал вы крымское не пьете. Я собственно, вот зачем. Приятель мой давнишний, он на телеграфе работает, так вот он… Позвольте. (наклоняется к Унылову и шепчет ему на ухо). Унылов. Э-ка неприятность. Спасибо, братец. Как тебя? Балабайкин. Максим Псоич Балабайкин. Актер здешнего театра. В прошлом студент. Унылов. Спасибо, Максимушка…Что делать теперь…? Спасибо, дорогой…Спасибо… (Балабайкин не уходит). Вот что. (достает из кармана деньги). Отблагодари за меня приятеля и попроси его сохранять конфиденц… и сам тоже… Балабайкин. Обижаете, Василий Акимыч. Унылов. Графинчик, пожалуй, принеси, закусочку…скажи для меня.
Унылов. Что же делать? А ну, как не обойдется? Ну, сволочь!
Антрепренер. Василий Акимович, голуба моя, какой успех! Вот так сказать плата за талант. (отдает ему конверт с деньгами). Может, еще спектаклик? Унылов. Вы сказали “все отрепетировано”…? Антрепренер. Механизм, голуба, подвел. Не переживайте, публика дура, все за чистую монету примет… Знатный венок… Унылов (снимая с головы венок). По–моему, он из брусники? Антрепренер. Авторская работа какой-нибудь поклонницы. Ради вас белыми ножками в лес ходила, комаров кормила… Оставайтесь. Я со своей стороны накину, себе же в убыток, лишь бы вам так сказать… Оставайтесь, голуба моя.
Балабайкин. А мы вот с Василием Акимычем решили по старой памяти…И премьеру отметить. (разливает водку по рюмкам) Антрепренер. Замечательно! Я сам хотел банкетик организовать. Общественность пригласить. С газеты позвать. Унылов. Не надо газетчиков, Кузьма Алексеевич. Устал я от них. Антрепренер. Понял, голуба моя. Отметим, так сказать, приватно… и не накладно. Балабайкин. За русский талант! За вас, Василий Акимович!
Балабайкин. А теперь за премьеру! (разливает водку по рюмкам) Унылов. Надо бы даму позвать. Как ее? Антрепренер. Варвара Степановна. Балабайкин. Она поди еще…
Варвара. Когда говорят про солнце – видят его лучи. Вы говорите “Варвара Степановна” - и я перед вами. Судачите обо мне? Балабайкин. Варварушка, только хотел за вами идти. Остановили меня. Варвара. Вы, Максим Псоич, своим кустом насмешили… Впрочем от вас всего можно ожидать… Унылов. Проходите, Варвара Степановна. Варвара. Вы еще помните, как меня зовут, Василий Акимович. Очень приятно. А особенно приятно быть с вами на одной сцене. За вас!
Варвара. Нам, конечно, это не очень нам, провинциалам, привычно… Антрепренер. Да, публику обезьянами до вас еще никто не называл. Унылов. Смех настоящего юмора есть жалобный крик тяжелой тоски по внутренней родине. Варвара. Это, конечно, не классический театр, но это театр в высшем его проявлении… Балабайкин. Кафедральность чувствуется… В рот тебе пирожок с ливером. Варвара. И это настолько мое. Должна вам признаться. Я боялась за свой рассудок. Налейте мне, Максим Псоич. Балабайкин (разливая водку по рюмкам). Самое главное - есть философия. А философия это… Быть или не быть, так сказать? Антрепренер. Я бы вам бенефисик организовал в лучшем виде. На недельку. Столица подождет. Балабайкин. За мастера русской сцены!
Унылов. А действительно, взять и остаться. (декламирует) “ Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок. Бегу не оглянусь, пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок! Карету мне, карету!” Балабайкин. Карету мне, карету! В рот мне осетра фаршированного. Варвара. Браво! Антрепренер. В лучшем виде все организуем. Унылов. Отдохнуть от суеты, с мыслями собраться. На что себя трачу. Ведь у меня ничего не было и нет, кроме таланта. Остаюсь! Налей, Максимушка. (Балабайкин разливает по рюмкам) Антрепренер. Раздраконим анафемского “Отеллу”. Какие сборы будут! Балабайкин. Пусть увидят, что значит настоящая игра и таланты! Унылов. За вас дорогие! (выпивает) А сейчас, позвольте откланяться. Устал, господа. Антрепренер. Голуба, а контрактик? Унылов. Завтра. Все завтра.
Антрепренер. Только бы не передумал,стервятник. У вас же, господа артисты семь пятниц на неделе. С другой стороны, чего ему уезжать. Увидел, что я человек дельный, со связями и к тому же порядочный в расчетах. Деньжищ то я ему отвалил, мамочка моя… Наливай, Максим Псоич. Балабайкин. Графинчик пуст, Кузьма Алексеевич. Антрепренер. Сходи в буфетик еще за одним… Балабайкин. А деньги? Антрепренер. Я же за спектакль рассчитался, мамочка моя. Балабайкин. Так я это…гостя угощал. Антрепренер. Гость наш дорогой остался. Есть у меня фарт. Тьфу-тьфу-тьфу. Варвара. Смешно вас слушать, Кузьма Алексеевич. Антрепренер. Что такое, голубушка? Варвара. А то, что он из-за меня остался. Он на меня так два раза посмотрел, что я сразу все поняла. Балабайкин. Варвара Степановна, да он… и не смотрел вовсе на тебя. Варвара. Потому что он настоящий кавалер, с манерами. Не то, что некоторые. То им платье мое не нравится, то пьеса. Балабайкин. Хотите, я вам скажу, почему он остался…? Хотите? В рот мне солодухи с хреном. Антрепренер. Ну, тебе то, голуба, откуда знать? Это наши дела коммерческие с господином Уныловым. Варвара. Еще скажите, из-за вашей старой дружбы…ну, право смешно, Максим Псоич. Антрепренер. Ладно, пора и честь знать. Не оконфузились, и слава Богу. Варвара Степановна, голубушка, до свидания. Варвара. Я с вами Алексей Кузьмич. Вы про мой бенефис не забыли, помнится обещали … Балабайкин. Варвара Степановна!
Балабайкин. Дура! (достает припрятанную бутылку с водкой).Дурак.Вся жизнь уж выпита.Осталось чуть-чуть на донышке.Хочешь не хочешь роль мертвеца пора репетировать.Смерть-матушка не за горами.Помру и некому будет помянуть.Все эта чертова сцена забрала… Ведь,молила меня,Верочка:оставьте сцену!.Не хотела быть женой актера.Стыдно.А ведь любила. Глядела на меня так…Ласка,бархат,глубина,блеск молодости!И я упоенный перед ней на коленях,прошу счастья…Понял я тогда публику! Понял,что никакого святого искусства нет, что я раб,игрушка чужой праздности, шут, фигляр,почти кокотка! Ради тщеславия она ищет знакомства!А отдать в жены свою дочь,извините за актера никак невозможно. Рылом не вышел. Прозрел я тогда, и дорого мне стало это прозрение. Потерял образ и подобие, а ведь я из хорошего рода...Сожрала, поглотила меня эта чертова яма!(выпивает).Спета песня. (засыпает, сидя за столом)
Конец первого действия
Действие второе. Сцена 4
Унылов. Что меня утешает и бодрит в этой глуши. Молодежь любит меня. Гимназистики, реалистики - мелюзга, от земли не видно, но ты не шути, брат! Сидят, бестии, на галерке, у черта на куличках, за тридцать копеек, но только их и слышно, клопов этаких. Первые критики и ценители! Иной с воробья ростом, под стол пешком ходит, а на морденку глянешь – совсем Добролюбов. Как они вчера кричали! Унылова! Уныло-ва! Шестнадцать раз вызывали! Балабайкин. Шестнадцать? Унылов. Сам, братец, не ожидал. И для кармана недурно: сто семьдесят три рубля тридцать копеек! Выпьем! Балабайкин (встает с кровати и подходит к столу). За тебя, Васечка! Унылов. Спасибо, Максимка. Друг ты мой, любезный. Единственный. Два месяца тебя знаю, а кажется – всю жизнь. Дай я тебя поцелую.
Унылов. Помню, в Москве мне столько венков поднесли. Не знал, куда деть. Я потом снес лавровый лист в лавочку. Знаешь, сколько весу в нем было? Два пуда и восемь фунтов. Не веришь? Балабайкин. Верю, Васечка верю. Унылов. Клянусь, что только есть у меня святого. Здесь тоже накопилось. А почему они из брусники? Балабайкин. Дешевле, чем лаврушка. Унылов. Скупятся. На талант скупятся. Балабайкин. Да это Индюков покупает для подношений. Удавится за двугривенный. Унылов (срывает венок с головы Балабайкин а и бросает венок на пол) Ну, и конура у тебя. Балабайкин. Ты бы, Васечка того… Презентуй мне сегодня двадцать талеров. В Елец надо съездить. Там дядька помер. После него, может быть, осталось что-нибудь. Коли не дашь, придется пешедралом махать. Унылов. До твоего Ельца в три года не доскачешь. Балабайкин. Дашь? Унылов. Гм…Но ведь не отдашь? Балабайкин. Не отдам, Васечка. Где ж мне взять? Сам знаешь, сколько мне платят. Уж ты так…по дружбе. Унылов. Постой, может мне самому не хватит. Покупки нужно будет сделать, в Петербург, сам знаешь, зачем. Никому не разболтал? Балабайкин. Вот те крест. Унылов. Заказать кое-что. Давай считать.
Унылов. Тебе двадцать, дельце свое уладить – пятьдесят, однако… сестре любимой послать двадцать пять. Три года уже просит прислать что-нибудь. Бедняжка. Обязательно пошлю! Пару себе новую сшить рублей в тридцать. За номер и за обед погожу отдавать, успею. Табака фунта три, штиблеты. Что еще? Выкупить фрак, часы с ломбарда. Я их после прошлого бенефиса туда снес. Балабайкин. Хорошо тогда погуляли. Унылов. Господи, даже вспомнить страшно! Балабайкин. Ты же, Васечка, бочонок вина один выпил. Мы его с Сашкой вдвоем еле донесли. А ты один его, а потом еще за ромом посылал. Я ж после этого мешком чертей ловил… Унылов. Выпьем, братец. (выпивают) Куплю тебе новую шапку, а то в этой ты на черта похож. Совестно с тобой по улице ходить. Постой, еще чего? Балабайкин. Ты мне лучше халат купи. У меня для бенефиса халата нету. Унылов. Какого бенефиса? Балабайкин. Варькиного. Я там старого графа играю. Унылов. Это правда, что она с Драмоделовым жила? Балабайкин. Та еще инженю… Этого ж с него мода на бруснику пошла. Мы его пьеску ставили. Он на премьеру прикатил. Да…и решил инкогнито себе венок заказать. Мол, для Драмоделова от почитателей. А денег на лавр не хватило, один форс… Вот. Спрашивает , что подешевле. Лавочник для смеха из брусники предложил, а тому куда деваться… Унылов. Ха-ха-ха. А как прознали? Балабайкин. Городишка то с дулю, а он после премьеры еще месяц у Варьки на шее жил. Вроде как пьесу на нее писал… Унылов. Читал я его пачкотню. Балабайкин. А потом фьють и адью Вера Степановна… Ни тебе пьесы, ни Дра…У нее же халат от него остался! Как же я забыл? Голубой с красными кистями. Попрошу у нее и покупать не надо. Унылов. Постой, так у нее завтра бенефис…? Балабайкин. Ах да…Ты не говори ей, что я уехал. Пусть думает, что в запое. Нет, лучше сам… а лучше ты, она меня и слушать не будет… Унылов. Что так? Не томи. Люблю амурные истории. Балабайкин. Между нами… Где–то полгода назад купил перчатки в дамской лавке и распорядился ей отправить …записку приложил… Унылов. А ты jeune premier (фр.первый любовник),братец. Балабайкин. Сижу дома… жду взаимности. А лавочник, паскуда, ей вместо перчаток по ошибке панталоны чьи-то отправил… а с ними мою записку “…крепко целую то, что в них находится”. Унылов. Ха-ха-ха. Ну, насмешил. Балабайкин. Конец симпатии… потом этот прохвост приехал… Она же натура романтическая. Из дома с заезжим театром сбежала.Давай выпьем.
Унылов. Значит, халат тебе не нужен. Балабайкин. Даст, наверное. Унылов. Я бы не дал. Балабайкин. Только никому…со свету сживут, им только повод дай. Купи, тогда Васечка, револьвер для “Блуждающих огней”. Наш не стреляет. Антрепренер ни за что не купит. Унылов. Подлец этот Индюков. И фамилия у него подходящая. Бутафории знать не хочет, антихрист. Ну, стало быть, шесть-семь рублей на револьвер. Что еще? Балабайкин. В баню сходи. С мылом помойся. Тебе, Вася, в баню надо. Унылов. Баня, мыло и прочее - рубль. С легким паром! (выпивают) Балабайкин. Тут, Васечка, татарин ходит. Отличное чучело лисицы продает. Вот купил бы! Унылов. Да на что мне лисица? Балабайкин. Так. На стол поставить. Проснешься утром, взглянешь, а у тебя зверь стоит, и …и так весело на душе станет! Унылов. Роскошь! Лучше я себе портсигар новый куплю. Вообще, знаешь, следовало бы мне свой гардероб ремонтировать. Пообносился я здесь. Надо бы сорочек со стоячими воротниками купить. Стоячие воротники теперь в моде. Ах да! Чуть не забыл! Пикейную жилетку! Балабайкин. Необходимо. В чеховских пьесах нельзя без пикейной жилетки. Штиблеты с пуговками. Тросточка. Прачке будешь платить? Унылов. Нет, погожу. Перчатки нужны белые, черные, цветные. Что еще? Касторки раза на три, бумаги конвертов. Что еще? Унылов и Балабайкин поднимают на потолок глаза, морщат лбы и думают. Унылов считает что-то, загибая пальцы на руках. Унылов. Шестнадцать. Балабайкин. Что? Унылов. Бил я на своем веку шестнадцать антрепренеров, а что меньшей братии, так и не упомню. И ничего, а тут… Эх, наливай, Максимушка! (выпивают). Персидского порошку надо! Житья нет от клопов. Что еще? Батюшки, пальто! Про главное то мы и забыли. Как зимой без пальто! Пишу сорок. Но…у меня не хватит. Надо что-то убирать. Порошок, касторка, револьвер. Наплевал бы ты на своего дядьку, Максим! Балабайкин. Не могу. Единственный родственник, и вдруг наплевать! Унылов. Ей-богу! Наплюй! Балабайкин . Что ж ты такое говоришь? Да, еще про покойника. А вдруг от него что осталось? Унылов. А если нет? И я зимой без пальто. Балабайкин. Не понимаю, что у тебя за эго…эгои…эгоистицизм такой, Васечка? Будь у меня деньги, да нешто бы я пожалел? Сто… триста… тысячу… бери сколько хочешь! У меня после родителей десять тысяч осталось. Я все актерам роздал! Унылов. Ладно, ладно. Бери свои двадцать. Балабайкин. Мерси! Карманы все порваны, один целый остался. Унылов. Однако, шестой час, пора мне уже. Балабайкин. Посиди, Васечка со мной. Поезд не скоро еще, а то я в трактир и все твои талеры ухну. Студень мне подмышку. Знаешь, мою слабость. Посиди, голубчик! Унылов. Надо за пивом послать. На деньги, пусть принесут.
Унылов. Не нужно пива! Давай пару бутылок Нюи . Балабайкин. Оно ж дорогое? Унылов. Черт с ним! Выпьем с тобой на прощанье красненького…и езжай себе.
Унылов. Главное зло в нашем мире – это антр…антрпренер. А каких антрепренеров я бил! Таких, что и ветром не дозволяли себя касаться! Я еще Индюкова не бил, а надо. Давай братец! (выпивают). Парршивое вино! Антррепрр…енер видит в артисте вещь. Ему не понять артиста. Взять хоть тебя. Ты человек без таланта, но…полезный актер. Тебя нужно ценить и…платить. Постой, не лезь целоваться, неловко! Я тебя за что люблю? За твою душу…истинно артистическое сердце. (декламирует) “ Не думай, я не льщу. Зачем мне льстить, когда твое богатство, и стол, и кров – один веселый нрав? Нужде не льстят…” Максим, я тебе завтра пару заказываю. Все для тебя. И чучело даже. Дай я тебя поцелую. Балабайкин. За тебя, Васечка. За великого артиста! Унылова Василия Акимыча! (выпивают) Унылов. Двух знаменитых писателей бил, одного художника. (плачет) Балабайкин. Что ж ты плачешь? Мазилу этого жалко? Унылов. Лошадь жалко. Я, Максимушка, в Херсоне лошадь вот этим кулаком убил. Давай ее помянем и дядю твоего заодно. (выпивают) Кислятина! Вот что, выпьем рейвенцу! Бутылку рейнского и устриц! Едем в “Бель-вю”. Ты хочешь есть? Ну, откровенно! Хочешь? Балабайкин. Хочу. Жареных дупелей мне в рот. Унылов. Жареных дупелей хочешь? А ликера с сигарами хочешь? Балабайкин. А поезд? Унылов. Наплюй на дядьку! Пусть бедный Йорик останется без наследников. Давай сюда двадцать рублей! Завтра поедешь. Нет, завтра ты сыграешь на Варькином бенефисе, крепко поцелуешь, что хотел, и езжай обдирать своего мертвого дядьку.
Сцена 5 У Варвары в номере. Варвара лежит на кровати. Унылов топчется возле кровати, проверяет карманы брюк, бормочет : “Все подчистую”, потом садится на стул возле кровати и молча сидит. Проходит минут пять. Варвара. Ску-ка. Что же, вы молчите, Василий Акимыч? Коли пришли и разбудили, то хоть разговаривайте. Унылов. В “Бель-вю” вчера погуляли, с Балалайкиным. (опять молчит) Варвара. Несносный вы, право. Унылов. Собираюсь сказать вам одну штуку, да как-то неловко. Скажешь, вам без деликатесов, а вы сейчас осудите, на смех поднимите. Нет, не скажу лучше! Удержу язык мой от зла… Варвара (в зал). О чем же это он собирается говорить? Возбужден, как-то странно смотрит, не сидится ему спокойно… Уж не объясниться ли в любви хочет? Два месяца ни одной симпатии, а вчера первая скрипка объяснялась, позавчера всю репетицию резонер провздыхал… Перебесились все от скуки!
Унылов. Тэк-сс… Хочется сказать, а боюсь …неловко. Вам скажешь спроста, по-российски, а вы сейчас: столичная штучка, думает ему все можно! то да се… Знаем вас… Лучше уж молчать. Варвара (в зал). А что ему сказать, если на самом деле начнет объясняться. Он хороший, но… укатит к себе в столицу… и на лице какие-то волдыри… Голос хриплый… И к тому же эти манеры. Нет, никогда. Хватит с меня! Унылов. Хоть бы мухи были! Все-таки веселей. Варвара (в зал). Впрочем, у него глаза недурны. Характер есть, антрепренер его боится, а у мужчины не так важна красота, как душа, ум… Замуж еще можно пойти за него, но так жить, как с Драмоделовым … ни за что! Как он однако на меня взглянул… Ожег! И чего он робеет, не понимаю!
Варвара ( в зал). Пожалуй, с ним и так жить можно. Получает хорошо. Талантлив. За бенефис вчера, говорят, двести рублей получил. Во всяком случае, лучше моего прежнего. Может, хоть этот в столицу увезет. Право, возьму и скажу ему, что согласна! Зачем обижать его бедного отказом. Он и так вон страдает! Унылов. Нет! Не могу! Ведь этакая у меня разанафемская натура! Не могу себя побороть! Бейте, браните, а уж я скажу Варвара Степановна! Варвара. Да говорите, говорите! Будет вам юродствовать! Унылов. Матушка! Голубушка! Простите великодушно… ручку целую коленопреклоненно… Варвара. Да, говорите…противный! Что такое? Унылов. Верите ли? Душу выворачивает! Жить не могу! Варвара. Говорите же! Не мучьте себя и меня! Унылов. Нет ли у вас голубушка…рюмочки водочки? Душа горит! Такие во рту после вчерашнего перепоя закиси, окиси и перекиси, что никакой химик не разберет! Верите ли? Душу воротит. Варвара наливает Унылов у рюмку водки. Он выпивает. Наливает сам себе еще одну. Выпивает. Унылов. Спасла, матушка! А пять рублей на выздоровление не пожертвуешь?
Варвара. Папенька! Прости ты свою дочь неразумную. Глупа была. Хотела посвятить себя сцене… Влюбилась. Что ж мне теперь делать? Как заслужить твое прощение. Бросить все. Ведь меня еще можно любить. Ведь я… Раздается стук в дверь. Варвара не хочет открывать. Стук становится громче. Балабайкин. Отворите же, черт возьми! Сколько меня можно казнить?! Или может быть, у вас нет сердца! Варвара (не вставая с кровати). Что вам угодно? Балабайкин. Это я, Варварушка? Варвара. Подождите, я оденусь.
Балабайкин. Я к вам по делу? Я буду ходить к вам только по делу, ходить же в гости просто так - я предоставляю другим. Но к делу…/молчит/ Варвара. Вам тоже водки? Балабайкин. Нет-нет! А можно?
Балабайкин. Итак, к делу. Сегодня я играю в вашей пьесе графа… Вы, конечно, это знаете? Варвара. Да. Балабайкин. Старого графа. Во втором действии я появляюсь на сцену в халате. Вы, надеюсь, и это знаете? Варвара. Да. Балабайкин. Отлично. Если я буду не в халате, то согрешу против истины. На сцене же, как и везде, прежде всего – истина! Впрочем, Варвара Степановна, к чему я говорю это? Ведь, в сущности говоря, человек и создан для того только, чтобы стремиться к истине. Варвара. Да, это правда… Балабайкин. Итак, после всего сказанного вы видите, что халат мне необходим. Но у меня нет халата, приличного графу. Если я покажусь публике в своем ситцевом халате, то вы много потеряете. На вашем бенефисе будет лежать пятно, а я этого не хочу всей душой, хотя вы, Варвара Степановна обратного обо мне мнения…и это в высшей степени… Варвара. Что вам нужно? Балабайкин. Я знаю, что у вас есть подходящий халат. Варвара. Откуда вы знаете? Балабайкин. От Драмоделова остался. Варвара. И что из этого? Балабайкин. Одолжите мне халат на сегодняшний спектакль. Варвара. Нет, не могу! Балабайкин. Это странно…Можно узнать почему? Варвара. Почему? Ах, боже мой, да ведь это так понятно! Могу ли я? Нет! Нет! Никогда! Он не хорошо поступил со мной. Он ограбил меня! Грабь, если хочешь, но зачем же бросать? Зачем? Что я ему сделала? Что? (плачет) Балабайкин. Не будем плакать. Слезы есть малодушие. У меня тоже дядя умер. Единственный, и к тому же мы можем найти утешение во всякую минуту… Утешьтесь! Искусство - самый радикальный утешитель.
Балабайкин. Это пройдет. Я подожду. (ложится на кровать) Варвара. Он поступил со мной нечестно. Обещал написать для меня пьесу. Балабайкин. Тем более. Варвара. Но из этого не следует, что я должна отдать халат вам. Я еще продолжаю любить его, и халат единственная вещь, оставшаяся у меня после него. Когда я вижу халат, я думаю о нем и … плачу… Балабайкин. Я ничего не имею против. Напротив, в наш реальный, чертовски практичный век приятно встретить человека с таким сердцем и такой душой. И хотя вы не разделяете моих чувств, предпочитая …Бог с вами! Если вы дадите мне на один вечер халат, то вы принесете жертву согласен… Но, подумайте, как приятно жертвовать для искусства! Варвара. Ни за что! Балабайкин. Но почему же? Ведь я же не съем его, завтра же возвращу. Варвара. Нет! Нет! Ни за что! Вы хотите лишить меня единственной дорогой меня вещи! Халата этого подлеца! Я скорей умру, но не отдам! Балабайкин. Как вы можете менять халат на искусство? Вы – артистка! Варвара. Ни за что! И не говорите! Балабайкин. Не дадите? Из-за этих панталон? Варвара. Причем здесь ваши панталоны, причем? Черствый вы человек! Уходите! Балабайкин. Жалко, черт возьми! Впрочем, нет. Это только показывает, что мы не артисты, не художники! Мы лакеи, а не артисты! Сцена дана только для того, чтобы показывать голые руки и плечи…декольте носить…щекотать инстинкты! Низко! Очень низко! Не дадите? Варвара. Ни за какие деньги! Балабайкин. Из-за вас я не поехал на похороны в Елец. Моего единственного дяди. Я лишил себя его наследства ради искусства! Это ваше последнее слово, Варвара Степановна? Варвара. Да. Балабайкин. Прелестно. Я вырву вас из своего сердца. (декламирует) “И разбросай по ветру семена, родящие людей неблагодарных!”
Антрепренер. Грехи наши тяжкие. Охх..
Варвара. Кто здесь? Антрепренер. Это я. Не пугайтесь. Это я. Тсс! Варвара. Вы? Как…как… вы смели? Это значит, вы, Алексей Кузьмич, все время здесь лежали? Антрепренер. Матушка…голуба моя! Не сердитесь, драгоценная! Убейте, растопчите меня, как змия, но не шумите! Ничего не видел, не вижу и видеть не желаю. Напрасно вы даже прикрываетесь, голубушка, красота неописанная. Выслушайте старика, одной ногой в могиле стоящего! Варвара. Что это вы стариком прикидываетесь? Антрепренер. Не зачем иным здесь валяюсь, как только ради спасения моего. Погибаю! Унылов побить меня хочет. Варвара. За что? Антрепренер. За то, что со своим бенефисом на свадьбу купца Чудакова подгадал. Не полный сбор собрал. Говорит, я виноват. Денег требует. А я с ним вчера рассчитался до копеечки. Варвара. Мне какое дело? Убирайтесь сию минуту вон, иначе я… я не знаю, что с вами, подлецом, сделаю! Антрепренер. Тсс! На коленях прошу, ползаю! Он револьвер хотел купить. Куда же мне от него укрыться, ежели не у вас? Ну, умоляю, ну прошу! Варвара. Стало быть, вы здесь валялись? И.. и всю меня видели? Антрепренер. Да я толком то от страха и не смотрел. Дрожу весь. Знаете, что он в Петербурге сделал. Ко мне вчера приятель приехал. Своего антрепренера так избил, что тот до сих пор в больнице… Варвара. Ах, это, наконец, невыносимо! Уходите, мне пора уже одеваться и на сцену выходить! Вы знаете, что зал почти пустой? Убирайтесь, иначе я… крикну, громко расплачусь… лампой в вас пущу!
Антрепренер. Тсс! Надежда вы моя… якорь спасения ! Пятьдесят рублей прибавки, только не гоните! Пятьдесят рубликов сверху!
Антрепренер. Семьдесят пять рублей, только не гоните. Кассы нет, а я по-полной с вами рассчитаюсь. Варвара. Лжете! Антрепренер. Накажи меня бог! Клянусь! Чтоб мне ни дна не покрышки! Как обещал, рассчитаюсь. Другим не заплачу. Варвара. Ведь обманете. Антрепренер. Провались я сквозь землю. Чтоб мне царствия земного не было! Да разве я подлец какой, что ли! Варвара. Ладно, помните же. Антрепренер. Спасибо, голубушка. Боженька тебя отблагодарит, за дела твои. Ты, Варварушка, переодевайся. Я хоть теперь без страху на тебя полюбуюсь. Варвара. Вы там выпачкаетесь, голубчик Кузьма Алексеич. Чего я только туда не ставлю.
Унылов (увидев Индюкова). Держи вора! Иуда! Индюков (убегая). Мамочка! Балабайкин. Оставь, его Василь Акимыч. (Показывая на Варвару.) .Посмотри, какая красота пред нами. Аврора! Варвара Степановна, рублик не одолжите? Варвара (Унылову). А я вам последнюю пятерку отдала. Унылов. Что так? Вы вроде не пьете. Варвара. А наряды? Унылов. Где он раньше прятался? Я ему устроил кузькину мать! А по–трезвому драться не могу. Я человек воспитанный. Узнал, сволочь, что Потехина приласкал.Вы,говорит,без гонорара играть будете,иначе донесу. Подлец и сволочь! Они все сволочи и подлецы! Балабайкин. Смотрите, бумажник.
Унылов. Деньжищ то! Варвара. Сколько же это на каждого приходится? Унылов. Батеньки! По пяти тысяч четыреста сорока пяти рублей! Балабайкин. Голубчики, так ведь умрешь от таких денег! Капустки квашеной мне за шиворот. Не так я за себя рад, как за вас мои милые. Не будете вы теперь голодать да босиком ходить. От всяких Индюковых зависеть. Я за искусство рад. Унылов. Прежде всего братцы, в Петербург. Конец моему изгнанию. Откуплюсь от Потехина и вернусь на сцену. Варвара. А я к лучшему портному: шей ты мне, братец полный гардероб. А с таким гардеробом меня любой театр захочет. Балабайкин. Теперь бы на радостях выпить и закусить. Ведь мы почти день не евши. Самое время потрапезничать. Варвара. Да, недурно бы, голубчики мои милые. Денег много, а есть нечего, драгоценные мои. Унылов. Вот что, Максимушка, ты деньги нашел, ты и угощай. Возьми рублевку и маршируй за провизией. Вон деревня. Верст пять будет не больше. Видишь? Купи водки бутылку, фунт колбасы, два хлеба и сельдь. Помадок каких-нибудь Вареньке. Деликатесы до Москвы придется отложить. А мы с Варварой Степановной тебя здесь подождем, голубчик.
Варвара. Ангел, ты наш. Унылов. Друг ты мой, единственный. Балабайкин. Друзья, дорогие мои. Давайте всегда по жизни идти втроем и нести великое искусство. Варвара. Я согласна. Унылов. Вечная дружба и вечная любовь! Что может быть лучше!
Варвара. Славный этот, Балабайкин. Унылов. Мой друг. Варвара. Я ему халат бывшего на свой спектакль давала. Был в моей жизни один очень известный драматург. Любил меня безответно, в Москву звал… Так вот, а он ни в какую. Я знаю, говорит, что эта вещь дорога вам, как память о любимом человеке. Я о нем и думать забыла. Говорю ему, вам же графа играть. Завтра отдадите. Все равно не взял. Так и играл в ситцевом из деликатности. Унылов. Человечище. Я ему денег давал. Сто рублей без отдачи. В Елец съездить. Не взял. Не возьму, говорит, и не проси. Я, говорит, бескорыстной нашей дружбой дорожу. Варвара. Любит меня…тоже безответно…страдает. Из-за моего бенефиса от наследства отказался. Мало сейчас таких людей. Унылов. Ой, мало. Жаль, таланта вот у него нет. Какой он актер? Графа в ситцевом халате играть? Варвара. Да, Василий Акимыч. Поэтому у нас с вами бенефисы, а у него шиш. Унылов. Жалко мне его. Погубят его эти деньги. Сопьется он от зависти, или того хуже пустится в какую-нибудь аферу и свернет себе шею. Варвара. Да. К чему ему деньги? Другое дело мы с вами. Для нас лишний рубль многое значит. На двоих по восемь тысяч получается. К тому же и роман у нас может случиться? А, Василий Акимыч? Унылов. Отчего ж не случиться, Варвара Степановна. С такими-то деньгами. Все амуры с купидонами слетятся. Может, не будем его ждать? Деньги у нас. Варвара. Сбежать? Что вы, что вы! Неприлично как-то. Он деньги нашел, с нами поделился. Такой хороший. Опять же скандала не избежать. Унылов. Хороший? Разве порядочный человек такие подарки делает? Откровенно говоря, голубушка моя, свинья он порядочная. Он все мои деньги за бенефис пропил. Вы знаете, почему на вашем спектакле зрителя не было? Вот. А потому, что этот интриган на кассе объявление повесил. “Все билеты проданы”. А кассир сослепу не заметил. За что думаете, его Индюков выгнал! Варвара. А, я думала, меня публика не любит. Убить его мало! Унылов. И правда твоя. Не будем сентиментальничать. Варвара. Шутите. Василий Акимыч? Унылов. Какие шутки? Если мы на самом деле его убьем, он же нас сам и будет благодарить. Варвара. Скажем, что он под поезд попал, и скандала не будет. Унылов. А чтобы ему не так обидно было, в Петербурге напечатаем в газете трогательный некролог. Мол, трагически погиб…в рассвете и зените…русский талант и в Елец пошлем. Это будет по-товарищески. Варвара. Васенька, вот нож. Унылов. Он возвращается.
Балабайкин. Ведь этакое счастье! Не было ни гроша, да вдруг алтын. Махну теперь в родной Елец, соберу труппу и выстрою там свой театр. Вкусы воспитаю. Впрочем… За пять тысяч и сарая путного не построишь. Вот если бы весь бумажник был мой, ну, тогда другое дело… Такой бы театрище закатил, такой, что мое почтение. Собственно говоря, я же бумажник нашел. Они деньги в полицейское управление снесут, да на тряпки изведут, а я бы пользу отечеству принес и себя бы обессмертил… Халата пожалела, а этот двадцатку на дорогу, а я им по пять тысяч должен дарить… Возьму и положу в водку яд. Они умрут, зато в Ельце будет театр, такого еще не знала Россия.
Балабайкин. Заждались, дорогие мои. Унылов (пряча нож в руке). Притомился поди, Максимушка. Балабайкин. Сейчас отпразднуем. Варвара. Максимушка, давай я тебе водички полью.
Варвара (в зал) . Как в Петербург приедем - сразу на него и донесу. Балабайкин (в зал). Кто-то сказал, что когда актеры говорят “… о дружбе,… когда они обнимают и целуют вас, то не очень то увлекайтесь”. (умирает)
Варвара. А кто эту гнусность сказал? Про актеров? Унылов. Драмоделов, ваш. Не любит он нашего брата. Дать бы ему по шее… Индюков. Ты, Унылов, бросай свои замашки. Я тебя такими штрафами обложу. Бесплатно будешь играть. И вы ,Варвара Степановна,не гнусность, а правду господин Драмоделов написал. У вас, же голубушка, ничего святого нет - одни кривлянья…/слышится храп Балабайкина/.Вот,опять пьяным на репетицию пришел!Толкните его. Балабайкин. Алексей Кузьмич, а когда ретепеци..Тьфу,кло де вужо мне за воротник! За репетиции, когда заплатите? Варвара. На папенькины деньги живу. Индюков./показывая кукиш/ Вот вам, ваши гонорары. Мне с Драмоделовым за пьеску рассчитаться ,бутафорию докупить, афишу опять же. Сам без копеечки сижу. Пока премьеру не сыграем ….И молите бога, чтоб сборы были.
Балабайкин. Да сколько можно! Ах, ты сволочь! Балабайкин вскакивает и бежит за Индюковым. За кулисами слышится шум борьбы. На сцену возвращается Балабайкин. У него в руках –кошелек. Балабайкин. Индюков потерял.
Унылов. Деньжищ то! Наши кровные. Варвара. Сколько же это на каждого приходится? Василий Акимыч, он со мной за бенефис не рассчитался….. Балабайкин. А мне…
|