Александр Образцов

 Петербург. 2012

Это не праздное любопытство. Театр в мире до сих пор является священным местом. Там нас снабжают духовной пищей, там простые люди погружаются на вечер в светскую жизнь, там, наконец, можно испытать высшие чувства трагического и комического тоже.

Но ничего подобного в современном театре давно нет.

Актеры не понимают высокого языка и ни о какой духовной пище не догадываются. Слышится мат более грязный, чем в пивной, но здесь - со сцены. И, наконец, никакой светской жизни, еще чего! Светская жизнь сегодня на корпоративах. И еще. Если вы намечаете в театре пустить слезу или хотя бы посмеяться вволю - не надейтесь. Там этого не могут предоставить. Поэтому добирают скандалом, так называемой правдой жизни (см. тему мата и грязных тряпок).

Артистов, правда, сейчас через одного называют великими. Чуть спился до инвалидного кресла - великий. Коньки отбросил от тех же бед - величайший. И гроб встречают аплодисментами. Просто уроды бесчувственные.

Откуда они возникли на месте Черкасова и Комиссаржевской?

А всё оттуда, с Моховой, из театрального техникума. Их там выстругивают с каждым годом всё более грубо и топорно.

Иного ждать не приходится. В театре возник порочный круг.

Как это было? В самые благополучные времена, когда ленинградский обком "не давал работать" Товстоногову и под эти стоны БДТ расцвел как никогда и нигде уже никто не расцветет, на Моховой существовал храм театра - институт театра, музыки и кинематографии. Там преподавали Кацман, Гительман и другие. Товстоногов решил набрать свой курс. Который ввиду занятости передоверил Пупкину. Вслед за ним и остальные попугаи набрали курсы для своих Пупкиных.

И на наших глазах ЛГИТМИК превратился в техникум. Один факт расскажет больше, чем тома высокомудрых исследований: я был последним, который вел там семинар по современной драматургии. Это длилось один семестр в каком-то из восьмидесятых.

О чем говорить дальше? Люди, воспитываемые в презрении к современному, в отвращении к отечественному неизбежно вырастают лакеями и подонками.

И если программист или токарь может уехать на свой вожделенный Запад после подобного воспитания, то режиссероактер с Моховой или ГИТИСа будет гнить здесь, распространяя инфекции и зловоние.

Конечно, я сгущаю краски и запахи. И настоящее - если это настоящее, умное, сильное - никогда не согнется и не загниет. Но может спиться и ожесточиться в подобном окружении.

В заключение скажу: не надо ходить в театры для того, чтобы понимать степень их деградации. Каждый из нас пультом, как пулеметом, обшаривает телеэфир и с омерзением пробегает мимо так называемых российских сериалов, изготавливаемых перечисленным контингентом.

Сказать еще? Скажу.

Из написанных мною нескольких десятков пьес, из написанных несколькими настоящими еще живыми драматургами, из написанных уже умершими драматургами Чеховым, Гоголем, Шекспиром и пр. пьес мало какая долетала до середины Днепра. Гибла от миазмов пошлости и неумения современного "театра".

Тридцать лет я пишу пьесы.

С самого начала, с первой пьесы "Пятеро" вхожу в первый ряд на семинарах отечественных драматургов.

Кстати, "Пятеро" готовилась к постановке в БДТ, а через 27 лет после написания я получил за пьесу первую премию на всероссийском конкурсе плюс 2000 долларов.

Говорю всё это не из хвастовства - здесь надо плакать, рыдать, поскольку лет мне уже 66, а воз, как говорится, и ныне там.

Я написал с тех пор около сотни пьес. Были поставлены единичные инсценировки, которых я мог бы навалять тысячи полторы. Но я был строг по отношению к своему таланту.

Такова экспозиция. Выяснилось, что таких, как я, немного в стране, и если мне так не везет, то кому еще может везти?

Я вас уверяю - никому. И А.Володин умер, не имея в афише ни одного названия. И Л.Петрушевская не ставится уже не первое десятилетие. И Вампилов с Эрдманом почти забыты. Всюду Чехов, Гоголь и Гришковец. Причем первые двое уже не в силах пожаловаться на ничтожеств, уродующих их бессмертные тексты.

Так кто же они, убийцы театра? Хватит ли у меня ответственности назвать ряд имен?

Хватит. Тридцать лет - достаточный срок для созревания неугасимой вражды.

Итак, слушайте лязг бульдозера, закапывающего живой театр, каждое имя - трак на гусенице. Табаков, Волчек, Гончаров, Фоменко, Додин, Фокин, Виктюк, Серебряников, Смелянский, Швыдкой, Марк Захаров, Соломин, Доронина, Казакова, Новиков, Спивак, Бутусов, Угаров, еще раз Табаков, а больше и имен-то нет - одна безликая дикая дивизия выпускников театральных техникумов.

Кому отданы во владение наши недра? Кому отдана на растерзание наша великая культура? Вы скажете – безродным рвачам. И добавите, что им чужого не жалко. Что безродный не может стать гражданином Земли. Здесь я с вами поспорю. Недра отданы близко стоящим людям. Если там было много безродных, то так сложилось согласно предсказаниям Нострадамуса.

С культурой еще сложнее. Станиславский с Немировичем вряд ли подозревали массовое изготовление серости. Они, хотя и самоучки, но знали здоровую конкуренцию в театре: театр этого не допустит.

Однако самоучки есть самоучки. Они не учли одного: новые власти путали Гейне с Гайдном, а с Толстыми у них просто истерика происходила. Потому театр был отдан по акту подходящим людям.

О том, что ими в массе окажутся те же безродные, опять же предупреждал Нострадамус. Правда, он не сказал о том, что эти люди окажутся очень ленивыми и пьющими. Поэтому все театры СССР ставили две с половиной пьесы в год и безбожно сдували друг у друга.

С тех пор ничего не изменилось. Ровно две с половиной пьесы в год на всю ораву. И даже не придумать, как их разогнать.

В Петербурге попробовали смастрячить театральную реформу в сторону введения антрепризы, так одна из актрис пообещала повеситься напротив кабинета Сергея Шуба, театрального продюсера. Реформу тут же отменили. Надо думать, что роль неповесившейся была самым ярким театральным событием последних десятилетий. Впору вывозить спектакль в мир.

Если меня услышит какой-то лидер страны, действительно озабоченный ее судьбой, я скажу ему ответственно: уважаемый сэр!

Надо изменить кадровую политику. Всех руководителей театров снять с работы и назначить руководить банями. А руководителей бань бросить на театры.

Клянусь: через полгода начнется небывалый расцвет русского театра. Почему? Потому что в театрах будут ставить только свежие отечественные пьесы и в достаточном количестве. А использованные, как использованные веники, уйдут в топку.

Люди начнут узнавать на сцене события и исполнителей.

Люди начнут уважать свое время - и в общем смысле и в смысле проведенного на спектаклях.

Сэр! Люди, руководящие нынешним театром в России - неинтересные, малограмотные, серые. Полюбопытствуйте в Германии: кто там руководит процессом? Драматурги.

Я не претендую.

Но уверен, что даже банщики будут полезнее режиссеров и критиков. Я верю, как сказал великий Станиславский. Но неизвестно о ком.

 Современная драматургия и театр

Власть абсурда в мире незаметна. Но она определяющая уже потому что вся логика, якобы всепроникающая и даже единственно существующая является логикой перевернутой именно по причине мгновенного переворачивая смысла с ног на голову. И если мир существует и развивается вопреки логике, то это говорит или о необыкновенной живучести этого мира или о врожденной его перевернутости, как основном качестве для развития и существования. И тогда надо смириться и принимать это как данность.

Но не хочется, потому что омерзительно жить в бульоне из лжи и обмана.

Может быть, человеку не хватает инструментов мозга для того чтобы выстраивать безупречные элементы логики в глобальные логические конструкции и он безвольно отдается в плен к шарлатанам, которые оперируют этими элементами в жульнических целях. Если принимать весь мир как безупречную конструкцию, то нарушения конструкции в убогих эгоистических целях практически незаметно, но искривление ее множественными алогизмами в конце концов приводит к отмиранию данной части (цивилизации) и выбраковке с заменой другим, более надежным блоком. Что, похоже, мы и наблюдаем сегодня. Поэтому рассмотрим ситуацию начала 21 века на частном примере искривления, в современном театре.

Без театра данная цивилизация (и иные, существующие регионально) выжить не сможет. Современные религии, которые вряд ли старше, чем театр, доказывают это. В сущности, основой религиозных обществ является опера. Причем опера, поставленная раз и навсегда, ритуально обкатанная столетиями. Опера, в которой исполнители явно второстепенны, а исполнение подчеркнуто традиционно.

Театр оперный в эпоху мнимого торжества логики в 18-19 веках также создал образцы спектаклей, практически идентичных религиозным. Однако значительно более хилых. Они держатся исключительно на художественном вкусе. Их создатели анонимны, несмотря на свои итальянские, немецкие, русские биографии и места подлинного захоронения. Исполнители в опере вышли на первый план. Именно живой звук, а не канон стали смыслом оперы.

Драматический театр стремительно входит в то же русло. Несколько десятков названий пьес закрепились в обязательной программе и исполняются уже с пугающей частотой. Почему пугающей? Потому что абсурд существования на сцене Короля Лира или Чайки в качестве единственного современного инструмента логики и познания не имеет иного выхода, как перетирание человека в пыль. Так же, как религии методом веры пристраивают в свой канон голубятни физики и биологии, драматический театр методом отрицания современности истончают себя до состояния оболочки.

Даже мои рассуждения здесь подвержены логике абсурда - я продираюсь кружным путем через заросли вместо того, чтобы прямо обвинить современный театр в бездарности и бандитизме. Он - уголовный преступник, присваивающий для личных целей всеобщего распада бюджетные деньги, принадлежащие всем жителям страны.

Можно было бы назвать хозяев театра сатанистами или врагами рода человеческого, но это - увы - совсем иной случай. В мире перевернутой логики люди, по всем мыслимым признакам обязанные отвечать за здоровое и продуманное развитие общества, не являются личностями.

Хозяева театра - мелкие функции. Их уровень личности самый низкий в театре, если даже ввести в число деятелей театра членов СТД вахтеров и монтировщиков. У тех хотя бы есть уверенность в важности общего дела. Здесь же - исчерпывающая иллюстрация абсурда, тайно правящего современной цивилизацией - чем выше, тем фигурки меньше, и не из-за удаления объекта, а объективно. Лилипуты и лилипутки правят репертуаром и ведут нас в свою вожделенную страну детства - в подвал, в мышиную семью.

Надо завести хорошего кота.

Репертуарная политика СПб театров

Встретил я как-то в книжном магазине Юрия Бутусова, одного из наиболее успешных театральных режиссеров, и мы поговорили о европейской практике руководства театрами. Он только что вернулся из Германии. Для меня большим откровением стало то, что большинством театров на Западе руководят… драматурги. Они определяют репертуарный план, приглашают на постановки режиссеров. Естественно, в афишах основное место занимают современные пьесы. И это справедливо не только потому, что зритель хочет видеть на сцене современность. Суть подобного немыслимого для России положения в том, что ставить и играть классику надо еще заслужить. Это как приз, как признание уровня режиссера и актеров.

Именно с этой точки зрения, я думаю – бесспорной, мне хотелось бы проанализировать сегодняшнюю афишу основных театров Петербурга.

Начнем с БДТ. Здесь до сих пор витает тень Г.Товстоногова. Известный афоризм “Все почему-то убеждены в том, что если Чехов выдавил из себя раба, то он сделал это за всех” полностью относится к таким образованиям. Было ясно с первого же дня после Товстоногова, что театр не сможет существовать на его уровне, что ему на роду написано доживать. Потому необходимо было резко сменить курс, уйти в сторону от вынужденного эпигонства. Однако пресс больших актерских имен был так велик, что БДТ остался музеем театра. Сам Г.Товстоногов проводил смелую, а иногда парадоксальную репертуарную политику. Он мог ставить Шекспира и тут же – анекдот Шукшина. Мог смело экспериментировать в “Истории лошади” и ставить традиционного Горького. Сегодня, после всех перипетий театром руководит Т.Чхеидзе, который, видимо, устраивает всех – труппу, городские власти, СТД. Но посмотрите, что в афише БДТ: из двух с лишним десятков названий, кроме С.Носова с камерной пьесой на двоих – ни одного современного русского имени! Как и еврейского, и грузинского, и даже литовского. Сплошная эклектика. Здесь Шиллер вперемешку с Ивашкевичем, некие французские штучки второго сорта, позавчерашние европейские отголоски. Кроме уныния и вчерашней спеси и очевидного зрительского сочувствия к судьбе некогда громкого имени – ничего. Какие-то молодые режиссерские имена назывались в качестве возможных руководителей театра – ничего этого не состоялось. И слава богу. Потому что каждое режиссерское имя в городе, не знающем этих имен, мгновенно начнет самоутверждаться на классике. Все в том же дегенеративном московском духе – калеча ее от неумения и ненависти к ней. Не скажу, что сегодняшний БДТ не стремится догнать убежавший поезд современности. Но две попытки сделать это с пьесами современных петербургских драматургов окончились провалом: актеры и режиссеры, два десятилетия не имевшие навыка работы с российской действительностью, попросту не справились с материалом.

Малый драмтеатр, театр Европы, казалось бы, должен на этом фоне блистать и вызывать зрительские восторги. Кстати, у Л.Разумовской и у меня лично там в репертуаре пьеса по О.Уайльду “Звездный мальчик”, спектаклю по которой исполнилось 15 (!) лет. Там есть еще два современных российских автора – Л.Петрушевская и А.Галин. Спектаклю по пьесе Галина больше двадцати пяти лет. Людмила Петрушевская очень редко появляется на афишах театров, но ее “Московский хор” отнюдь не входит в основную “обойму” театра. Там тридцать названий. Всё. Хотя в МДТ есть продуманная репертуарная политики, в отличие от остальных городских театров, за исключением, пожалуй, Молодежного.

С.Спивак достоин отдельного слова. Ему удалось довести до результата многолетний долгострой второй сцены в Измайловской саду. Понимаю, как это трудно было сделать, стоя немного на обочине от центральных петербургских театров. К тому же Спивак никогда не шарахался в выборе пьес, его линия в этом смысле была осмысленной и логичной. Посмотрим, что это за логика. Какое-то время Спивак присматривался к драматургическому авангарду города Москвы и даже поставил два смелых спектакля по пьесам А.Шипенко “Ла фюнф ванн дер люфт” и Н.Садур “Лунные волки”, но затем по каким-то причинам предпочел более спокойный путь. Он не стал повторять традиционных “наборов” из трех чеховских пьес, двух гоголевских и четырех шекспировских. Его изыскания в драматургии прошедших веков были прихотливы. И именно на примере Молодежного театра мы может говорить о такой проблеме, как своеволие режиссера, его эгоцентризм. Сегодня свобода режиссера в выборе репертуара никем не ограничивается. Хочет режиссер ставить телефонную книгу – никто не посмеет слова сказать. Что же это за баловни судьбы? Может быть, у них по нефтяной скважине Сургута на банковском счете? Нет. Они стабильные пользователи госбюджета. Но почему в таком случае ВУЗы, НИИ, детские и онкологические больницы не имеют возможности сполна удовлетворять свои потребности, а принцы современного театра вполне готовы поставить Шиллера и, в случае неудачи, потребовать еще миллионов 10 на повторную попытку? Почему просьба Президента Д.Медведева о необходимости постановки в драмтеатрах современных пьес вызвала мгновенную отповедь художественных руководителей о недопустимости диктата государства в театральной политике? Может быть, пристойнее было бы зрителям завалить письмами Президента на эту тему?

Письма зрителей были бы совсем не лишними в отношении Александринского театра и Театра юных зрителей. Этими петербургскими театрами руководят Фокин и Шапиро, москвичи. Помимо естественной гордости, нарушенной подобным вторжением, здесь есть еще один элемент унижения. Как известно, Хиддинк руководил сборной из Голландии за хорошие деньги. Александринский театр безропотно согласился на руководство Фокина потому хотя бы, что он им обеспечил невиданные в Петербурге зарплаты. А Шапиро вообще месяцами не бывает в ТЮЗе. И отношение их к северной столице напоминает отношение английской администрации к зулусам. Глянем на репертуар. В Александринке два современных маргинала из Тольятти Леванов и Дурненков, карманные московские драматурги новой волны постпофигизма, представляют две свои работы для того, чтобы не появлялось статей типа этой. На этом фоне режиссеры Фокин и Могучий во всю удовлетворяют свою ненасытность. Их полеты во сне и наяву оплачиваются всё из того же, надо думать, федерального (?) бюджета. К окружающей действительности отношения не имеют. И ладно. Их право. Но в маленьком помещении типа “офф офф Бродвей”. Не на императорской же сцене, господа станиславские.

В ТЮЗе – кошмар. Не буду касаться спектаклей для младших школьников, где названия обычного детского “чёса”, но ТЮЗ при Корогодском был современен! И кому еще, как молодым людям, смотреть через его сцену насквозь на окружающую жизнь? Здесь же – ни одного живого драматурга! И готовится очередной “Король Лир”. Надо думать, что вопрос школьной программы очень ловко оправдывает текущий репертуар. А заодно и мозговую лень руководства.

В центре, на Невском и “офф” Невском существуют четыре театра – Комиссаржевской, на Литейном, Ленсовета и Комедии. Рассмотрим их репертуары в сумме, поскольку никакой репертуарной политики там не прослеживается. Хотя подбор исполнителей (актеров) там нисколько не уступает другим центровым театрам. И – что? Как используется этот золотой запас?

Ни одной современной пьесы на четверых! Как будто мы живем в ЮАР или Коста-Рике! Если попытаться по репертуару данных “театров” определить их страну обитания, именно такими могут быть отгадки. Это не у нас присвоены сотни миллиардов, триллионы общих денег несколькими семействами. Это не у нас после оплаты квартиры остаются тридцать долларов на жизнь. Это не у нас взрывается крупнейшая ГЭС в мире и пошлые твари рассказывают на всех каналах, с кем они кувыркались нынешней ночью.

У нас, оказывается, нет и не может быть достойных событий, чтобы поймать хотя бы их отражения на сценах государственных театров. У нас нет даже подобия совести у людей, которые присвоили себе звания интеллектуалов и культуртрегеров. Какие это интеллектуалы? Их потолок – замшелые комедии Николаи в переводах Скуй.

Возвращаясь же к разговору с Ю.Бутусовым, скажу без всяких экивоков: современный петербургский театр может спасти только приглашение нас, живых еще и действующих драматургов для руководства этими театрами. Пока живы еще выпускники театральных институтов 60-80 годов прошлого века, пока у новых актеров еще не отвалились руки от пошлости власть предержащих.

И нас нужно еще очень попросить, чтобы мы взялись за очистку авгиевых конюшен.

В бюджетных документах театры наряду с банями, кафе и мозольными кабинетами числятся в графе “услуги для населения”. Но если бани, кафе и мозольные кабинеты исправно платят аренду и все виды налогов, то театры, имея громадный штат должностей 19 века, получая из бюджета все мыслимые льготы, еще и тратят гигантские деньги на так называемые спектакли.

Вы сами посудите: то им надо для постановки 104 телевизора “Soni”, то ансамбль фламенко из Андалусии. То бассейн заливают на сцене, заставляя зрителей приобретать вместо биноклей березовые веники. А недавно на сцене императорского театра на спектакле по пьесе несчастного Гоголя залили… каток! Я представляю, что сделал бы с режиссером царь Николай по прозвищу Палкин.

Что я хочу понять? Я хочу понять, почему людям, не замеченным на Рублевке, в Белом доме или Ханты-Мансийске, как капризным детям, позволено в нашей стране ВСЁ. Почему вся пресса в один голос издевается над Ксенией Собчак или Аллой Борисовной, которые, видите ли, демонстрируют дурной вкус, но успешно платят налоги, но та же пресса витиевато пытается хоть какой-то вкус найти (даже дурной!) в постановках современных российских театров?

Я понял бы – да: мы – полные идиоты и не в силах проникнуть в замыслы наследников Таирова и Плучека. Но ведь в эти замыслы не в силах проникнуть даже подкармливаемые бутербродами театральные критики!

Если кое-какие из наших кинофильмов (очень редко!) получают всё же признание на международных фестивалях, то успехи отечественных театров – отрицательного свойства!

Их кроме Белоруссии некуда вывезти.

Их актеры способны играть только ментов.

Их репертуары уныло повторяют один другой, потому что режиссеры попросту сдувают постановки друг у друга!

Так зачем, кому нужен такой театр? При билетах по цене ниже киношных залы театров – пусты! Там даже любовные парочки не найдут себе занятия, потому что всё просматривается и сидения неудобные.

Туда давно не ходят власти городов и страны. Для справки: Сталин 28 раз смотрел “Дни Турбиных” во МХАТе. Не представляю себе Президента на спектакле “Тартюф” в том же МХАТе.

Традиционно в СССР театрами руководили довольно известные режиссеры. В наше время довольно известных не стало и по наследству ими стали руководить завлиты довольно известных режиссеров, в нашем городе по фамилиям Новиков, Шуб, Гетман и другие, столь же прославленные.

Что из этого вышло – я кратко обрисовал.

Думаю, что защитников самого понятия Театр найдется значительно меньше, чем защитников Мавзолея. Хотя затраты бюджета на Мавзолей явно ниже.

Что делать? Глянем на Запад. Там тоже есть любители заливки катков и бассейнов, но руки им распускать не дают. Два-три театра на страну на дотации, а остальные – крутитесь! Зарабатывайте! Выдерживайте конкуренцию с районом Красных фонарей!

И – что? Выдерживают.

Приехавший из Германии режиссер Ю.Бутусов сообщил, что театрами там руководят драматурги, поэтому репертуар идеально выверен. Там и классика, и иностранные авторы (в частности, долгие годы лидировала в Германии и иных странах Запада жительница Петербурга Людмила Разумовская, увы, в наших афишах не замеченная), а главное – люди набиваются в театры (за 50-100 евро) на пьесы современных немецких авторов.

Так же во всем мире: театры ставят в основном современные отечественные пьесы!

Что еще надо добавить, чтобы в России стали поступать, как все?

Выложить на Моховой Театральную академию вкупе с театральным начальством и пройтись шпицрутенами? Что за вой поднимется!.. Хотя польза будет несомненная.

Возникает резонный вопрос: а ты кто такой, чтобы так развязно и цинично рассуждать о театре?

Отвечаю: когда агент культуры М.Швыдкой вручал мне в Москве грамоту и 2000 долларов за лучшую пьесу к 60-летию Победы, я спросил его: является ли драматург театральным деятелем? Швыдкой ответил: да, конечно.

Тогда я спросил: значит, драматург имеет право так же участвовать в театральном процессе, как любой другой театральный деятель? Швыдкой уже с некоторым раздражением от моего тупоумия ответил: разумеется.

- Тогда дайте мне театр Комедии, что напротив Александринки, - сказал я. – Я вам его смешными комедиями наполню современных авторов, чтоб люди радовались.

Швыдкой посмотрел на меня совсем дико, недружелюбно и ничего не ответил лауреату. С тех пор я его не уважаю и как только увижу в телевизоре – тут же переключаю.

Потому что в самой Москве есть театр, руководимый драматургами. Даже в Екатеринбурге появился театр драматурга Коляды.

А в Петербурге мы с всемирно известной Людмилой Разумовской в качестве сопредседателей открыли при Союзе писателей России театр-клуб “Русские драматурги”.

Да, открыли. И документ у нас есть, и буклет. И первый номер журнала “Театральный буфет”.

И вся надежда у нас на губернатора нашу всеми любимую благодетельницу Валентину Ивановну Матвиенко, человека почти нашего с Людмилой Николаевной поколения, хотя внешне и значительно более младшего и замечательно всегда выглядящую, и на наше великолепное Законодательное собрание города Петербурга надежда, которое так волнуется всегда о культуре нашей роскошной: дайте, родные, кусочек нам от театрального пирога, как представителям древнего племени драматургов (2500 лет нашей профессии, а режиссерам – 100), чтобы мы создавали и создавали только современные спектакли и оставили, наконец, для дирижера Гергиева стародавние оперы, куда нас пытается свергнуть драмтеатр.

Только кусочек от тех бюджетных денег, да еще и помещеньице как бы репетиционное мест этак на 200, чтобы было там место достойное для благодетельницы и непревзойденных наших депутатов ЗАКСа, если мы премьеру сообразим соответственно великому нашему времени и его современникам.

Если считать татаро-монгольское иго – игом, то Россия не знала поражений пятьсот лет. Если же татаро-монгольское иго считать добровольным сотрудничеством, то Россия не знала поражений вообще.

Поэтому без привычки ее заносит. И даже трудно понять порой, кто кого победил. Но есть безошибочные приметы капитуляции. Одна из них – в языке.

Как известно, после второй мировой войны Япония и Германия испытали на себе сильнейшее американское влияние. И если Германия все-таки выправилась и восстановила свои национальные ценности, то японцы продолжают культивировать американский футбол и бейсбол.

Мы всегда славились своей особостью. И даже в самые закрытые времена умудрялись пугать самих себя низкопоклонством перед Западом. А сегодня, когда пришло настоящее низкопоклонство, никого это почему-то не волнует. Больше того, как только где-то заблещет свой огонек, его тут же бросаются тушить и оглядываются при этом на Запад – вовремя ли придавили? Или замешкались?

Я о языке помолчу. Язык – это итог влияний. Хочется выделить одно из основных. Помнится, в советские годы театры глухо роптали при утверждении репертуара: там непременно должна была быть современная советская пьеса. А потом пришла свобода и современные пьесы, ввиду многолетней их бездарности, с громадной радостью выбросили даже из перспективных планов.

Однако в данном случае мы сталкиваемся с примером типичного расизма. Что, наши драматурги – тупые? А все остальные люди театра – Спинозы? Живут люди в одной стране, одинаковые места посещают, а одним (режиссерам) из бюджета выделяются сотни тысяч для того, чтобы они смогли проявить свою начитанность и прославиться тысячным вариантом постановки оригинальной западной пьесы, а другие (драматурги) воют в полнолуние от одиночества и заброшенности.

Но не о них речь. Хотя и о них тоже. Потому что в России общественная жизнь почти триста лет шла по маршруту, намеченному современными пьесами. От “Бригадира” Дениса Ивановича Фонвизина, где он высмеял, кстати, пристрастие ко всему французскому, до “Чинзано” Людмилы Стефановны Петрушевской, где она высмеяла пристрастие ко всему советскому (к тому же французскому, если идти по родовым корням) – везде и всегда драматургия формировала национальное самосознание и впрямую влияла на язык. Вспомним “Горе от ума” или “Самоубийцу”.

Так почему же сегодня русский театр предпочитает язык прошлых веков (в лучшем случае) или язык поделивших рынок переводчиков? Почему все большее число режиссеров обходится вообще без текста, занимаясь странным самоудовлетворением? И кто лишил население возможности посмотреть на себя самого в зеркале сцены?

Хотя вопрос этот риторический. Везде у нас власть монополий. Но давно уже хочется стать настоящим народом. Не населением.

Сразу скажу: власть в одиночку не берут. Когда в качестве обратного примера приводят Сталина или Путина – не верьте. Власть берут коллективом для общего дела.

Когда Маркс и Ленин говорили о революционной ситуации, которая должна созреть, это не было таким уж откровением. Старое должно прогнить, новое – структурироваться.

Что прогнило в современной литературе и – в данном случае – в театре? Потому что речь пойдет об этих двух основополагающих системах культуры. А культура, в свою очередь, была и будет стержневым корнем цивилизации.

17 декабря 1993 года возник пожар в ленинградском Доме писателя на Воинова. Как и почему Дом писателя сгорел и был залит водой и пеной – тема отдельная. Несколько сот писателей города оказались на положении бомжей. За эти годы ведущая писательская организация страны в буквальном смысле слова сомкнулась с отверженными. Пиджачки поизносились, книжки только на принтере. Имена старых советских писателей Гранина, Конецкого, Горбовского выглядели не лучше. Новых широко известных имен не появилось. Создалось такое впечатление, что писатели платят по счетам процветающих предков. Еще можно сравнить их существование с вынужденным покаянием, поскольку во всех безобразиях нового времени была их немалая вина.

Но Дом актера на Невском, 86 не горел. И театры сравнительно благополучно существуют. Хотя их вина в безобразиях была не меньшей. Знаменитые ленинградские актеры были известны всей стране, и даже в мире. Сегодня их осталось три человека – Фрейндлих, Басилашвили и Краско.

В чем дело, и будет ли предел? Кто возьмет на себя смелость сказать подобно молодому Ильичу – “стена, да гнилая, ткни в нее – она и развалится”?

Мы это сказали. Мы, драматурги.

Первая попытка в 1996 году была запальчивая и неподготовленная. Создание Домика драматургов по всем признакам было игрой в самостоятельность и соответствовало в этом смысле революции 905 года. Прошло 12 лет. Губернатор Петербурга торжественно открыла новый Дом писателя на Звенигородской, 22. Белый мрамор и обилие люстр поначалу ошеломили писателей. Но почти сразу драматурги основали там театр-клуб “Русские драматурги”. Появилась точка опоры. Кстати, и старый Домик драматургов, где я формально остаюсь президентом, продолжает существовать. Значит, путь был верный. Для того чтобы неискушенному читателю было понятно, кто входил в его состав, можно назвать несколько имен. Это Людмила Разумовская, Алла Соколова, Сергей Носов. Чтобы читатель их оценил, сообщу, что Л.Разумовская является самым ставящимся в мире современным русским драматургом – около 5000 премьер от Исландии до Кореи, А.Соколову все помнят по ее “Фантазиям Фарятьева”. Остальные 10-15 человек не так известны, но не менее профессиональны.

В феврале этого года в Большом зале Дома писателя произошли три драматически условных спектакля: “Аввакум” Н.Коняева, “Медея” Л.Разумовской и “Уходящее солнце” А.Образцова. Принципиально они были исполнены без денег. Пять народных артистов России и их товарищи работали “так”. Директор Дома писателя во всеуслышание заявил: “Я не позволю вам свить здесь свое гнездо!”.

Свили. Широкая рекламная кампания в газетах, в ИТАР-ТАСС, также бесплатная, поставила театр-клуб в условия практически официальные. Администрация города вызвала нас для переговоров.

Однако Петербург – калач тертый. Здесь знают толк в начинаниях и крахе этих начинаний. Это как пожар: все собираются и глазеют, как красиво горит. Театры прекрасно понимают, что писательский театр-клуб им не конкурент. Пусть побалуются.

Но я не случайно назвал статью “Опыт борьбы за власть”. Мы не собираемся конкурировать с фабриками городских спектаклей, каждый из которых стоит не меньше 5 млн. рублей. Мы и такси критику заказать не в состоянии, а пить в Доме писателя категорически воспрещено.

Нужны новые формы.

Следующим шагом театра-клуба было создание Сообщества драматических артистов Петербурга. В марте в Доме писателя состоялось учредительное собрание. 68 артистов, многие из которых со званиями и Госпремиями, а также группа информационной поддержки, композиторы, артисты балета и даже декан факультета фотожурналистов всеми почитаемый Павел Маркин объединились и наметили план выхода из кризиса.

А то, что театр и литература в Петербурге в страшнейшем кризисе, аналога которому в истории города нет, видно без оптики. За двадцать лет жизни театра без современной драматургии – ни одной громкой премьеры. Из десяти прохожих на улице ни один не назовет вам современного петербургского прозаика или поэта. Блокада, причин которой нет на поверхности. Все они скрыты, можно лишь предполагать широкий спектр вражеской агентуры – от происков ЦРУ до полного истощения населения, вызванного оттоком в Москву.

Но есть театр-клуб “Русские драматурги”, который открыто объявляет о борьбе за власть. Мы хотим мирным эволюционным путем прийти к руководству театрами Петербурга, чтобы они расцвели современными спектаклями. Мы хотим способствовать укрупнению литературных имен и имен артистических, создав мощный сайт в Интернете “Дом писателя в Петербурге”.

Но следующий наш рывок будет неожиданным для всех. 26 апреля в гости в Дом писателя на Звенигородской, 22 приезжает замечательный театр “Актио” из Шлиссельбурга. Он привозит спектакль “Воспитание быка – дело матадора”. Тем самым мы поднимаем самую, может быть, мрачную тему современной культуры – одиночество любительских театров в провинции. Несколько лет я участвовал в попытках продраться через сопротивление чиновников Комитета по культуре Ленинградской области. Нами был создан проект Невские театральные встречи (НТВ). Мы просили два-три автобуса, чтобы спектакли Шлиссельбурга, Волхова, Сланцев и других городов можно было показать там, там и там. Потому что спектакли, нищие по средствам, люди из области репетировали по полгода совершенно бесплатно, отрываясь от семьи и зарабатывания на пропитание только затем, чтобы один-два раза выйти перед зрителями в Гатчине, Лодейном Поле, поселке Приладожский! И снова начать репетировать. И снова – один-два показа. Им памятники надо ставить при жизни. Но автобусов не нашлось у губернатора Сердюкова, владеющего портами, лесами и трубой. О качестве любительских спектаклей я скажу: вам бы их видеть. А “Приключения царя Еремея” из Шлиссельбурга, “Женитьбу Белугина” из Волхова и “Простую историю” из Соснового Бора я смело назову самыми значительными премьерами города и области за последние 10 лет.

Собственно, для чего эта статья? Денег из бюджета мы не просим. Если дадут – спасибо. Информационная поддержка приличная. Сарафанное радио в течение года разнесет слухи о несгибаемых драматургах до самой Москвы.

Эта статья призывает народ к труду. И только.

Его результатом и явилось окончательное объединение всех драматургов города 1 марта 2012 года в Петербургскую Гильдию драматургов. Вот она и произведет в самом недалеком будущем захват власти в культурном пространстве.

Лет двадцать назад я написал небольшой текст "Театр и душа", где много чего наврал. Там, в частности, были такие строки:

"Что такое спектакль?

Мне не стыдно этого текста. Мне досадно, что тогда я не желал избежать пафоса. Пафос, как и ирония, допустимы в очень редких случаях. Если они всегда под рукой, надо быть бдительным.

В той статье всё правильно. И про репетицию счастья, и про пошлость театральных олигархов. Не сказано только о том, что сам театр, как изобретение, неудачен. Он не может быть тем, кем он пыжится стать. Он создан для обмана и забавы.

Сейчас объясню. Никак не избавиться от присутствия урода, читающего твои строки. Его реакция, жизнерадостно-злобная, так элементарна, что стыдишься заранее такого читателя. Но именно он висит сбоку, как мошка, и зудит, и ждет повода впиться и чтобы чесалось две недели - столько там яда. И вот эта-то фигура делает театр непригодным для общения честных людей. Не только она, не только. Бывают моменты комедии или мелодрамы, когда зал един в своей реакции. Тогда ядовитая мошка, может быть, сама трет глазки, удивляясь себе. Но ведь не комедия и не мелодрама делают театр властителем умов. Есть цирк, эстрада, популярные песни - там смешно и трогательно. Театр же претендует быть религией.

Это больше, чем самообман. Это надувательство почтеннейшей публики.

Я не знаю, чем руководствовался А.Чехов, когда писал свои прощальные пьесы. Он называл их комедиями. Тогда почему он смотрел не комедии Станиславского и Немировича? Или это связано с тем, что "меня будут читать семь лет, а потом забудут"? И пусть делают, что хотят? Это неправильно. Это слабость, за которую бывает стыдно. Мы не вправе осуждать больного гения. Но исследовать последствия его непродуманных поступков мы должны.

Прежде всего А.П. обязан был выразить свое бешенство. Да, только что женился. Да, сумасшедший успех. Да, издалека психоз кажется триумфом. Но ближе к ночи, когда взгляд обращается в себя, его не обманешь. Человек придумал только одно изобретение для приближения к богам - книгу. Одинокая, тщательная прокачка всего существа. Ни в коем случае - чтение вслух! Только внутренним зрением и слухом, пропитываясь и очищаясь.

А что сделал этот ловкач Станиславский? Он препарировал Чехова, как лягушку. Он подал идею, которая захлестнула 20 век и подарила нам Гитлера и других. Станиславский сказал: каждый может стать Чеховым, Шекспиром, Гитлером. Надо только выучить систему.

Да, я утрирую. Но что такое мое упрощение рядом с упрощениями интерпретаторов? Ведь глубинный смысл Станиславского и пр. - развенчать божественное, доказать недоказуемое - то, что можно кратким путем прийти к лучшим результатам, чем, скажем, у Чехова. Или у Горького. Или у всех остальных. Материал не важен, если есть метод.

Но позвольте, ни Бог, ни его заместители не придумали ничего лучшего, как случайный набор гениальности. Нет и не может быть института, где обучают поэзии.

А сегодня десятки институтов выпускают режиссеров. Причем, если бы это были бывшие актеры. Нет. Сдай экзамены и займись так называемым творчеством. И потому мы имеем полное и безраздельное презрение толпы к художественному творчеству. Поэтому Исаков по колено покойному Агамирзяну. Агамирзян был по колено Акимову. Акимов - по колено Мейерхольду. А Мейерхольд, слава богу, системой Станиславского не пользовался.

Так что за преступление перед искусством совершили Станиславский с Немировичем?

Самое главное - это то, что они цинично подтвердили в театре (искусстве) существование некого общего разума, который якобы выше, чем частный. То есть собирается коллектив актеров (верующих, революционеров, догматиков, слабовольных), которые под руководством одного из них (пока - равного всем, несколько больше начитанного и организованного) начинают выдувать этот самый общий разум. И попробуй тогда сказать, что совершенствование и личности, и в профессии происходит наедине с собой! Только попробуй...

Нетрудно заметить, что весь 20 век прошел под бравурную музыку общего разума. Пора подвести некоторые итоги. Но поскольку тема безмерна и касается почти всех сторон жизни современного человека, ограничимся темой театра, откуда совсем несложно провести аналогии вширь и вглубь.

Сегодня театра нет. Нет того громогласного трибуна, который поднимал на борьбу, на учебу, на жертву. Нет "Ревизора", "Грозы", "Дяди Вани". Нет даже "Самоубийцы". Смею предположить, что сегодня мы пожинаем плоды того, что было посеяно сто лет назад.

Еще двадцать лет назад существовало мнение о значительности той фиги в кармане, которую демонстрировали театры. Это как бы коммуняки не давали говорить свободно, а мы им за это - подкожного, подкожного!.. Пора признать, что все эти фиги в кармане и прочие проявления диссидентства утверждались в ЦК и ГБ. Что никакие Ефремовы и Эфросы, Товстоноговы и Любимовы никогда не достигли бы и сотой доли славы, свалившейся на них.

Другое дело, что все попытки сохранить тот догматический унылый социализм не удались, но ведь попытки-то были каковы! Зубатов - карлик в сравнении с некоторыми теоретиками незримого фронта. И театр был первым и любимым дитятей ЦК. Те "примут - не примут" тоже входили в правила игры.

А Платонов или Тарковский - что такое одиночки в сравнении с судьбой 300-миллионной страны? Оказалось же - что. И это ответ Станиславскому. Как и современное ничтожество театра.

Вопрос ведь не в репертуаре и не в крупности актеров и режиссеров. Вопрос в отсутствии идей.

Как оказалось, общий разум способен гореть только тогда, когда в топке есть дрова. Без дров огня не бывает. А классика сама по себе не дает живого огня, она дает свет, а не тепло.

Поэтому зрителя в зале после исчезновения фиги в кармане приветствует фига на сцене. Что остается, кроме грубого уродства, которым режиссер прикрывает свое отчаяние? Это в лучшем случае.

Вообще же мое общение с режиссерами, в том числе с главными, убеждает меня в том, что разницы особой в руководстве театром или, скажем, жилконторой или рыбзаводом нет никакой. А рестораном или вокзалом руководить значительно сложнее. Там могут посадить или уволить.

Или баня, в ее русско-советском понимании. Баня интереснее театра уже потому, что крайне редко обманывает ожидания. Собственно, и театр, например, японский, тоже может быть предсказуемо хорош. Как опера или балет. Но тогда не надо рядиться под религию. Проще надо быть. И скромней.

Вполне возможно, что театр постепенно опустился бы в предназначенную для него нишу - между кинотеатром и рестораном. Два обстоятельства мешают ему сделать это.

Первое: богатое историческое прошлое. Шекспир, Мольер, Эсхил... Они, выходит, могли, а мы не можем? Да. Это так. Потому что они знали свое место и даже в мыслях не держали быть чем-то иным кроме забавы и вечернего клуба для встреч общественности.

И второе: современная драматургия. Всех почему-то заклинило на современной пьесе. Дайте мне ее и пусть она объяснит, как жить дальше. Не знаю, какой из Белинских придумал подобную чушь.

Всё дело в том, что драматургия - это высший пилотаж в литературе и к театру она имеет только то отношение, что в театре за пьесу платят авторские. Ни одна пьеса не может быть перенесена на сцену хотя бы с 20% условной точности, а значит - никак не может быть перенесена. Это абсурд.

Пьесу можно только читать - глазами. И ни в коем случае вслух. Потому что теряется букет. Это все равно, что прекрасное вино залить в пластиковую бутылку.

Резюмирую: в театре возможны и какое-то время еще плодотворны постановки комедий и мелодрам. Любая серьезная (глубокая) пьеса не должна там исполняться. Таков закон жизни. Его нарушать нельзя.

Театр как средство объединения народов

Центробежное ускорение, образовавшееся при неизбежных реформах Горбачева, не ослабевает. В последние годы оно принимает все большую антимосковскую направленность. Не имеет смысла говорить о том, насколько это обоснованно, ясно одно: разрыв России смертельно опасен для всего остального человечества и допускать этого ни в коем случае не следует. Однако ТВ и СМИ, обладающие наибольшими возможностями для стабилизации обстановки в стране, заняты своими корыстными интересами и знать не желают об общей стратегии спасения Родины. Даже предстоящие президентские выборы интересуют их не больше, чем обычное шоу.

Но есть механизм, способный вернуть России утраченное равновесие. Это - создание во всех крупных городах страны ОБЩЕСТВ, напоминающих дворянские или общественные собрания царского времени. Конечно, вернуть прежние отношения и структуры невозможно, и не об этом речь. Уже сейчас происходит создание областных, краевых, республиканских обществ вокруг окружения губернаторов. Но это - проявление все той же центробежности. убегания из России. Необходимо небольшое, но очень сильное и точное движение руля, для того чтобы региональные общества изменили курс на центростремительный.

Развитая сеть российских театров (их свыше пятисот) еще долгие годы (как и на Западе, впрочем) будет собирать в своих залах избранных людей областных центров и крупных промышленных городов с одной целью - общения и консолидации местных элит. Сегодня это общение хаотично, бессознательно, нерезультативно. Оно и не может быть результативным: спектакли ставятся по залежалым западным пьесам или инсценировкам, сам факт общения поэтому не имеет яркой внешней причинности. Объединение людей невозможно без общего эмоционального переживания, каким в России традиционно было театральное представление. Пока у нас не появится объединяющий всех спектакль (а его не будет без новой пьесы), ни о каком возрождении речи быть не может.
Шесть лет на петербургском телевидении существует авторская программа Р. Федотова "Театральная провинция?.." За эти годы свыше тридцати крупных российских городов получили возможность показать всей России свои театральные достижения. Создана, в сущности, антология русского театра конца двадцатого века, своеобразная культурная видеокарта России, единственная объединяющая телепрограмма. Но сегодня, к сожалению, петербургское телевидение лишилось всероссийского экрана, и программа Р. Федотова "зависла" как раз в тот момент, когда стала необычайно популярна в провинции, когда города сами согласны оплачивать съемочные расходы и наперебой приглашают программу к себе. Именно сейчас появилась возможность реально объединять Хабаровск и Ростов, Калининград и Новосибирск, Архангельск и Барнаул с Москвой и Петербургом, используя единственное условие для объединения - умные и талантливые лица.

Итак, если основная часть задачи по созданию провинциальных обществ может быть решена путем комплексного подхода, важной частью которого станет "Театральная провинция?.." (здесь можно говорить также об общественных собраниях и других институтах), то появление объединяющей пьесы запланировать невозможно. "Ревизор" или "Дядя Ваня" не появятся по разнарядке.

Однако они не появятся никогда, если придерживаться современной театральной политики. Почти полное отсутствие на российской сцене современных русских пьес говорит о мелкой корыстной политике театров, не желающих даже рассуждать об общей стратегии стабилизации и возрождения России. И здесь их политика смыкается с политикой ТВ и СМИ.

Но не стоит преувеличивать "коварство" театра. На самом деле все происходит еще от обычной российской расхлябанности: ставят то, о чем больше кричат. А кричат те, у кого плохой товар. Владельцы хорошего товара (опять же по русской традиции) стоят молчком и ждут своего часа. Могут не дождаться.
Поэтому петербургские драматурги объединились в Домик драматургов и начали выпускать книги пьес, рассылая их по театрам, проникая в Интернет. За два года выпущено три тома и два поставлены на сервер в Интернете. Успехи есть, в том числе международные, но дело разворачивается довольно медленно и вширь, и вглубь. Необходим качественный скачок - привлечение возможно большего числа драматургов для поиска тех единственных пьес, которые заставят Россию сделать один СОГЛАСНЫЙ вздох.

Поиск современных русских пьес и их постановка на многих сценах страны - вот тот небольшой рычаг, благодаря которому возможно сделать поворот от конфронтации регионов к их сотрудничеству. И это не мистика.
Можно вспомнить известные слова Талейрана: "Только в театре толпа превращается в народ". Мы считаем, что два условия, необходимые для этого, можно выполнить уже сегодня без привлечения каких-то дополнительных средств. Более того - это под силу даже некоему чиновнику, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО озабоченному судьбами страны.

Первое - сохранение за программой Р. Федотова всероссийского эфира с одновременным расширением программы и приданием ей статуса государственно значимой.

Второе - создание репертуарного драматургического журнала в Петербурге для России. Эта задача вполне осуществима и не потребует больших затрат. Она под силу даже частному лицу, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО желающему процветания русской культуры, а, следовательно, и государственности. Это условие требует также участия петербургских и иных театров страны, через литчасти которых проходит основной поток пьес.

Разумеется, необходимо поднять значение драматургии как одного из трех родов литературы. Драматургия существует 2500 лет, и сомнения в ее равноправии возникли только в катастрофичном двадцатом веке. Имея Софокла, Шекспира и Чехова, странно об этом даже напоминать, но приходится. Ежегодное присуждение всероссийских драматургических премий по различным номинациям - первый шаг на пути современной российской пьесы в театры страны, Европы и мира.

Дай немного денег, страна, и мы вернем их многократно. Решающая русская пьеса уже написана. Ее остается только найти.

В 1990 году я был с делегацией драматургов СССР в Нью-Йорке. Там тогда еще живо интересовались нашей культурой. И когда на встрече с корреспондентом “Нью-Йорк таймс” нас спросили: “ Кто из вас ставится больше других и сколько он получает в месяц от проката своих пьес?”, все мы повернулись к драматургу из Улан-Удэ Степе Лобозерову.

Степа не стал темнить и честно назвал цифру в рублях. Его попросили перевести в нормальные деньги. После арифметического действия в умах присутствующих была озвучена сумма в 300 долларов.

Выражения лиц американцев после этого передать невозможно. Хотя они должны были оценить нашу ментальность значительно раньше, еще во времена Гагарина или знаменитой хоккейной серии семидесятых годов.

Да, мы и за такие деньги способны удивлять. Поэтому разговоры о производительности труда там и тут я считаю совершенно глупыми. Очевидно, что ни одна страна в мире не способна на такие подвиги за такие деньги.

Прошло пятнадцать лет. Некоторые из вчерашних комсомольцев покупают за миллиарды долларов футбольные клубы, некоторые тратят их на физическое устранение соперников. Некоторые стали даже президентами стран полумира. И только драматурги смиренно разносят пьесы по завлитам, пытаясь что-то совершить. Что? Спасти театр? А кто сказал, что театр хочет расцвета? Ему и так нравится. Видимо, владение лучшими зданиями в столицах вполне удовлетворяет их аппетиты.

Но, с другой стороны, владение зданиями и постоянное внимание СМИ должны как-то помогать театру хотя бы платить по счетам. О зарплатах актеров говорилось достаточно. Как с драматургами? Конечно, их совсем немного. Но про “закулисье” всегда интересно.

Я понимаю, что этим интервью я рою себе яму. Театральная мафия не гуманнее любой другой. Но молчать не стоит. Хотя бы жизни моей ничто не угрожает. Итак, деньги драматурга.

Для того, чтобы получать деньги из театров, надо там как минимум ставиться. А так как драматический театр уже превратился по сути дела в оперу, где основой репертуара стали пьесы давно умерших драматургов, то проникновение в афишу стало для живущих задачей всей жизни. Я знаю замечательных авторов, которые так и скончались, не увидев своих пьес на сцене. Мне в этом смысле повезло. Сейчас я сообщу то, что для самого меня было неожиданным. Месяц назад я внимательно прочел репертуар петербургских театров и выяснил, что я занимаю там пятое (!) место после Шекспира, Островского, Чехова и Гоголя. Впереди Достоевского, Пушкина, Мольера и Софокла. Средний мой заработок при этом (отчисления из театров от сборов) составил 2357 рублей в месяц.

Да, это так – за шесть постоянно идущих спектаклей в шести различных театрах в центре великого города Петербурга я получаю меньше прожиточного минимума. Скажите в таком случае, как надо еще прославиться, чтобы купить себе велосипед?

Теперь о деталях. Законом Российской Федерации определен нижний предел авторских отчислений от сборов в восемь процентов.

Недавно театр “Комедианты” возил мой спектакль “Все кошки серы” в Хабаровск. Там он шел в зале театра Музкомедии на 700 мест. Цена билета – 500 рублей. От общей суммы в 700 000 рублей (два спектакля) мне причиталось 56 000 рублей (с налогами). Мне было начислено 3 000 рублей. Что это как не разбой? М.Левшин, руководитель театра, цинично и весело глядя мне в глаза, сказал, что театр бедный и мне должно быть стыдно вообще брать с него деньги.

Но буквально сразу после хабаровских гастролей театр “Комедианты” отпраздновал свой 15-летний юбилей в Доме актера на Невском. Один банкет на 200 персон обошелся в 60 000 рублей. То есть, на мои деньги театр вкусно покормил публику и развлек ее сборным концертом. Причем мое имя не было даже упомянуто в ряду авторов театра, моих так сказать, подельников – Чехова, Гоголя и Шекспира. Они уже не могли претендовать на авторские, предоставив это право мне. Можно сказать – подставили.

Есть еще театр на Литейном. Там в 2003 году прошло 23 моих спектакля. Я получил за них 3 000 рублей. То есть, в зале на каждом из спектаклей якобы присутствовало по 10-12 зрителей! А.Гетман, руководитель театра, цинично и весело глядя мне в глаза, посоветовал для зарабатывания денег писать телесериалы.

А международно изи анный фестивальный театр Балтийский Дом при расчетах за спектакль “ изи” уплатил мне в среднем за семь (!) зрителей в зале. Когда же я сообщил о том, что залы на моих спектаклях заполнены, мне все так же весело и цинично рассказали, как достигается заполняемость залов. Оказывается, актерам неприятно играть в пустой зал и администраторы заполняют его прохожими с улиц – бесплатно!

Тогда я написал заявления на имя С.Шуба, руководителя БалтДома, и уже упомянутого А.Гетмана о том, что прошу снять спектакли с репертуара, поскольку не хочу быть косвенным виновником мучений актеров и служб, работающих в невыносимых условиях. Думаю, что после этого интервью спектакли точно снимут.

А что же Российское Авторское Общество, созданное для соблюдения норм защиты интеллектуальной собственности? Ведь оно берет 15 процентов с авторов за соблюдение Закона при взаимных расчетах. Увы, РАО не в силах прекратить произвол в культуре, как и Генпрокуратура в России. Правда, после моего заявления о грабежах театр Европы (Малый драматический, руководитель Л.Додин) заметно прибавил отчисления за спектакль “Звездный мальчик”. Не могу не сказать о единственно приличном из петербургских театров – “Приюте комедианта”, руководитель В.Минков. Вот Минков за “Петушки” платит точно и в срок. Но, как говорится, в семье не без урода.

Еще одним способом вымогательства является недоплата по договору. Театр “Комедианты” заказал мне пьесу за 64 000 рублей. М.Левшину, руководителю, стало жалко денег. Он вздохнул, и, пряча глаза, уведомил меня о том, что пьеса таких денег не стоит. И уплатил 40 000 рублей. Договор с его подписью и печатью у меня на руках. Что делать? Идти в суд? Или к браткам?

В связи с праздником Победы хотел бы закончить Латвией. В городе Риге в двух ведущих театрах, Национальном и Дайлес-театре, идут на латышском (!) языке две моих пьесы “Заметки по поводу чумы” и “Два сердца”. Идут уже третий год, билеты в кассах сметаются за два часа.

Я взял ручку и подсчитал, сколько я не получил из Риги авторских отчислений. Оказалось немало – около 25 000 долларов. Обратился в РАО. РАО обратилось в дружественную Латвию. Оттуда сообщили, что в договоре, который я подписал, я отказался от этих денег. Договор был составлен на латышском языке, который я, увы, не изучил вовремя. Здесь я “сам дурак”. Но когда я выяснил, что мои авторские исправно получает жена главного режиссера, как переводчик, мне стало немного обидно.

Чувство обиды еще более окрепло после приглашения в Ригу. Когда я пришел за визой в латвийское консульство на Васильевском, меня там обычным путем “завернули”, как многих других. Я видел там душераздирающие сцены. Одна старушка плакала, говоря о могилках родителей на рижском кладбище, которые она хотела бы посетить перед смертью. Латышские дипломаты были непреклонны: без приглашения из Латвии визы не полагалось. От кого ей было ждать приглашения, от покойных?

Но у меня приглашение было с самого верха. Не помогло. Тогда я буркнул в сердцах: “Да в гробу я видел эту Ригу”. Ко мне подскочил молодчик в серой форме и швырнул об стенку. Оказалось, что это латвийский полицейский. Что-то во мне надломилось. Если в центре Петербурга тебя бьет об стенку латвийский мент, то мы действительно приехали. Поэтому я тишком-тишком из консульства убрался, представив себе на прощанье, как меня волокут в подвалы консульства и после немыслимых пыток расчленяют и в пластиковом мешке вывозят на помойку.

На следующий день позвонили от консула и попросили явиться. Я явился. Что ж, мы не гордые. Дама-вице-консульша напористо обвинила меня в нападении на латвийского полицейского. В заявлении, кем-то подписанном, говорилось о том, что я швырнул мента об стенку на территории Латвии. Тут уж я совсем потерялся и протянул руку за паспортом: не хочу я в дружественную Латвию, отпустите меня, пожалуйста! Нет, сказала вице-консульша, вы поедете туда, поскольку мы – истинные европейцы и вы поучитесь у нас себя вести! О пребывании на берегах Даугавы я уж где-то в другом месте. В прозаической форме и с использованием ненормативной лексики.

Трудно быть драматургом в мире чистогана.

P.S. Как я и предполагал, после публикации этой статьи в “АиФ” были немедленно закрыты спектакли по моим пьесам в трёх театрах Петербурга: “Лиззи” в Балтийском доме” (руководитель Шуб), “Шинель” в театре на Литейном (руководитель Гетьман) и “Москва-Петушки” в “Приюте комедианта” (руководитель Минков). Последнего я в статье поблагодарил за честность и порядочность. Это его, видимо, повергло в ужас.

Из Риги я получил душераздирающее письмо жены режиссера, одновременно переводчицы моих пьес и режиссера одного из моих рижских спектаклей. Каюсь, после первых ее строк о моих сомнительных человеческих достоинствах читать его дальше я перестал. Там страниц восемь мелким почерком. Мне до сих пор не по себе. Однако я вспоминаю, в какой шубке она встречала меня на рижском вокзале и за рулем какой машины – и мне становится легче. Но всё равно неприятно. Всякое публичное выяснение отношений губительно для здоровья и репутации.

Прошла эпоха власти безмерной. Судорожный прикус, которым держава закусила всех без исключения подданных, когда-то должен был безвольно разжаться.

Прикус разжался.

Прикушенные рухнули.

Наступила свобода.

Самые живучие бросились к кассам.

Стальной кулак перешибает любой высокий лоб.

Но, как известно, высокие лбы выработаны человеком не для этой цели.

Россия в последние века получила известность в мире двумя своими феноменальными способностями: способностью в момент наивысшей опасности сжиматься, подобно стальной пружине и отбрасывать любые внешние армии, как щепки, и способностью создавать вечные культурные ценности тогда, когда слово "культура" заносилось в разряд бранных слов.

Сейчас такое время.

Петербург - цитадель русской культуры. Он в руинах. Но каждая из руин, каждая коммуналка, спальные районы, Невский, Эрмитаж живут отдельной, крошечной жизнью разобщенных сообществ. Они не нужны сейчас. Те, кто решил переместиться западнее, уже сделали это. Остальные ностальгируют по временам, когда журнал "Новый мир" шел тиражом под два миллиона и был нарасхват в библиотеках. Когда имена Мандельштама и Платонова стали известны водопроводчикам и портнихам. Когда спектакль БДТ обсуждался в рабочих общежитиях.

Массовая теле и книгопродукция в один миг лишила смысла всю двухсотлетнюю историю русской культуры.

Куда пропал прежний читатель, зритель, слушатель?

Не бывает так, чтобы целый континент людей, поддавшихся культуре, обогретый ею, вдруг ощетинился дурным вкусом.

Значит, сама культура, ностальгирующая по старым отношениям, не смогла создать новые формы общения со своим народом.

Сама культура должна сделать тяжелый, мучительный выбор.

Или индивидуализм, закапывание себя в темные ходы и норы художественного беспредела - или объединение разных, полярных индивидуальностей для создания мощного нового поля культуры. Третьего пути нет.

Трудно представить себе поэтов, прозаиков, художников, композиторов, собравшихся с целью выживания.

Только театр, как синтез искусств, способен поставить себе прямой целью создание культурной среды, потому что театр обладает возможностью чувственного контакта со зрителем. Театр - это то, что здесь, сейчас, в одном помещении. Он в блеске глаз, дыхании женщин, в таинственной глубине сцены, в детской условности совместной игры.

Давайте выберем театр. Давайте сварганим замечательную русскую пьесу. И поставим ее как башню. Давайте спасаться.

Хорошо быть драматургом. Все изнывают от июльской жары, а ты сидишь в кабинете завлита, гудит вентилятор, беседа нетороплива и основательна: о русских в Прибалтике, об акциях, о чемпионате мира по футболу, - да мало ли о чем еще могут поговорить два интеллигентных человека!

Тему собственно драматургии затрагивать не принято.

Завлит не задает вопроса, что пишете.

Драматург не спрашивает, что ставите.

Профессия драматурга хороша именно тем, что дает возможность в центре города зайти в приличное место. То есть там, где обычный и даже обеспеченный человек уже замордован своей мотыльковостью и невзрачностью посреди тупых домов и однофасадной толпы, драматург имеет норку, куда он может юркнуть, как только это подступает.

А пьесы...

Что пьесы? С тех пор, как Станиславский возвел драматурга на трон, а затем сбросил его (и возвел-то, видимо, затем, чтобы было интересней сталкивать) с тех пор, повторяю, профессия драматурга приобретала все более декоративный характер. Было негласно решено, что все великие пьесы написаны, а хорошие появляются так редко, что отлавливать их не имеет смысла.

Потому сидят два никому не нужных человека - драматург и завлит. Хорошо сидят.

Но следующим в этом ряду неизбежно сядет сам Театр.

И писателем быть неплохо. Ты платишь десятилетиями чисто формальные членские взносы, посещаешь один-два раза в год общие писательские собрания. Там мелькает несколько лиц, сохранивших всесоюзную славу с тех еще времен. Новых знаменитых лиц не прибавилось. Но все равно приятно думать, что в городе таких как ты – единицы.

Многие отдали бы все свои состояния, чтобы только сказать о себе скромно: я – писатель. И на вопрос: член Союза? с недоумением глянуть на спрашивающего и нехотя бросить: конечно.

Но это фантазии. Знающий человек понимает, что сегодня не надо ничем жертвовать. Захотел стать членом Союза – стань им. Вылови в Интернете переводной роман, одним движением руки замени через компьютерную функцию иностранные имена на родные и выпускай с золотым обрезом.

Накроешь хороший стол приемной комиссии – тебя еще членом бюро секции прозы выберут на радостях.

Давно писатель не мечтает никого удивить и обрадовать.

Радует иногда себя самого отрывком о сирени в грозу, о восторженных влюбленных в тамбуре летящего через страну поезда, о виде родного пепелища…

Зачем полторы тысячи лет гнули слова, собирали их пучками воли? Для кого?..

Журналисту хуже. У журналиста есть начальство. Только пикни.

Пока демократия боролась за господство, еще можно было найти отдушину и выразить свое “фэ”. Хотя свое “фэ” в любой исторический период ничего не значило.

Но все же! когда можно. Свое “фэ”. Кристально чистое, никем не оплаченное. На весь мир. Или на ведь девятиэтажный дом, где ты – местная знаменитость.

Но демократия победила и показала такую кузькину мать, рядом с которой окрик обкома – ласковая укоризна.

Еще хуже читателю. Его обступили со всех сторон буквы. Буквы похожи друг на друга, они летят с неба, как снегопад, который никогда не кончается. Все в этом снегу, в буквах. “Прокладки, Акунин, бобслей, жопы, жопы, жопы…” Куда ни глянь.

Нет уже доблести вкуса. Невозможно выудить что-то сверкающее из хлама. Потому что все вокруг – хлам. Все разрешено. Все.

Где то время, когда давали книгу на ночь?..

Лучше всех зрителю.

Но его презирают все те, кто для него поет, изображает, корчится и гибнет.

Значит, ему хуже всех.

Такова сегодняшняя расстановка сил в культуре. Слово “сила” здесь не совсем точное. Точнее будет слово “бессилие”. Такова сегодняшняя расстановка бессилий в культуре.

Мы живем в Петербурге, поэтому рассмотрим то, что нам ближе. И вычленим из понятия “культура” четыре, как представляется, основные составляющие: театр, литература, кино и журналистика.

О театре не принято говорить непосвященным. Это такая священная корова. Знать о том, почему в театре происходит именно то, а не что-то иное, дозволено не всем. Вернее, не дозволено никому. Если хотите, можете попробовать осторожно на театр гавкнуть. От вас отвернутся все, как от прокаженного.

Я собираюсь не только гавкать, а лаять. От души. Имею право.

К февралю 2005 года я, к своему удивлению, занял пятое место в Петербурге после Шекспира, Островского, Гоголя и Чехова. У меня в театрах идут шесть названий пьес. После меня и Пушкин, и даже Достоевский. Потому я воспользуюсь такой компанией и полаю вволю.

Что есть театр? Для чего он содержится на деньги налогоплательщиков?

Не должно быть никаких сомнений в его предназначении: театр существует для того, чтобы люди прилично оделись и с женами пришли пообщаться с остальными приличными людьми города. Это называется – общественная жизнь. Потому что на тротуарах или в метро общественной жизни не бывает. А без общественной жизни нет общества. Плохой был строй – социализм, но это был общественный строй. При нем театр достиг невиданного расцвета. Может быть, за неимением других возможностей общения. Может быть. Но – достиг.

Новая власть, демократическая, отчего-то решила, что общество, общественная жизнь не нужны. Зачем, когда обозначены три ветви власти, а там еще и четвертая портит воздух? Кому нужна головная боль типа общества? Чтобы оно имело свое мнение? Помимо Кремля, Москвы и администраций?

И театру была предоставлена возможность как бы быть и как бы не быть. Негласное соглашение: мы вас не трогаем, а вы нас. Что это значит?

Демократия не трогает театр, который обладает во всех городах лучшими зданиями. Театр может сдавать эти здания в субаренду, может получать от демократии дотации, оставаясь в городских и федеральных бюджетах отдельной строкой. Может надувать щеки и проводить свои какие-то фестивали и награждения (сугубо внутри страны, типа попсы). Может платить по сто долларов народным артистам, но позволять им не работать.

Театр не трогает демократию.

Все. Этим все сказано.

Вы можете представить себе в столичном театре спектакль типа “Ревизора” или “Самоубийцы”? Я – нет. При этом театральные начальники вопят на каждом углу, что современных пьес нет. Нет современных пьес? Да вы в своем уме? После того, как целое столетие в стране процветали лицемерие и все остальные комические и трагические страсти?

Но - нет. Власть предпочитает, чтобы ее не трогали. Театр предпочитает, чтобы ему все позволяли.

Теперь зададимся вопросом: что театр получил от такой безмерной безответственности?

Он получил чрезвычайно слабое коммерческое руководство своей деятельностью. Вопрос об окупаемости даже не поднимается. Но если бы и за кордоном театр был исключительно дотационным! Нет. Там дорогие билеты, там высокие зарплаты. Могут сказать, что мы не можем позволить себе билетов в 50 долларов. Можем! Московский “чёс” работает именно по таким ценам. А аренды и зарплаты у нас значительно ниже, чем в Европе.

Где промежуточные основные деньги?

У монополистов.

Кто сегодня монополисты в театре?

Вчерашние завлиты, заслуженные Герои труда, новые владельцы, которые владеют театром очень ловко: ни за что не отвечая и все имея. Конечно, с какой стати они станут поддерживать театральную реформу, которую мало осведомленное правительство все-таки умудрилось сварганить?..

Но это все – на тему плохого руководства. Вот если бы нашелся хороший продюсер… Смею вас уверить: никакой продюсер, даже Сорос, современный российский театр не поколеблет. Потому что в нашем театре существует диктат судорожного нетворческого усилия. Судорожное нетворческое усилие осуществляет театральный режиссер. Он в массе своей самодур, насильник и злодей. Система подготовки режиссеров в стране (и в мире – это наш вклад в мировой упадок культуры) напоминает подготовку партийных работников. Некий барин подбирает под себя курс в театральном институте. И готовит из своих студентов будущих “творцов”. Примерно так “обучаются” и студенты другой специальности – в Литературном институте, который я сам имел удовольствие закончить с неиссякаемым сарказмом. Что получается в результате? В результате получаются люди с непомерными творческими амбициями, но абсолютно не обеспеченные профессией для реализации амбиций. В самом деле: тексты пьес пишут драматурги, играют спектакли актеры, свет ставят художники по свету, сцену сочиняют театральные художники. Что остается?

Кама Гинкас, известный московско-ленинградский режиссер, рассказывал, как его однокурсники-актеры, которым он мешал на сцене, попросили его спустится в зал и порежессировать. Чем он и занялся с большим успехом. То есть, способности режиссера в основном лежат в плоскости создания мифа – о себе, о спектакле, о современном театре. А когда уже и миф не может ничем питаться (зрительные залы пустуют), то возникает совершенно уже запредельная апология глупости: Константин Райкин озвучил мечту всех шарлатанов от театра – оказывается, главным событием в театральном процессе должна быть и стала наконец… скука!

Нас за кого держат эти господа? С какой стати мы должны наблюдать их унылые перепевы позавчерашних “исканий”? Где крепкая современная драма? Где комедия? Где актеры, открытые на театральной сцене, а не в “ящике” (и в буквальном смысле слова)?

Слава богу, драматургов пока никто не отменял.

А так как драматург является основным действующим лицом в театре, то он должен иметь там долю.

Сегодня основными владельцами государственных театров в Петербурге являются бывшие завлиты, Герои труда и бессрочные главные режиссеры. Думаю, что хотя бы две вакансии должны быть отданы драматургам. Сам я мог бы взять театр Комедии. Николай Якимчук, известный издатель и драматург, согласен возглавить театр на Литейном.

Обещаю, что через год это будут самые посещаемые и самоокупаемые площадки. Только за счет репертуара, который на две трети будет современным и русским.

И с литературой в городе полнейший бардак. Союз писателей в эпоху кухонных стратегов начала девяностых раскололся по национально-либеральному признаку. То есть половина ушла в русский Союз, а половина – в “демократический”. Кто и почему куда подался, об этом сейчас никто не вспомнит. Вражда двух Союзов началась с пожара. Сгорел дворец, наполненный подлостью прошлых лет. Вместе в подлостью погибла богатейшая библиотека (залита водой и превратилась в труху). Самое же огорчительное – ресторан пропал! Какой был ресторан! Какие воспоминания!

Два всесоюзных журнала “Звезда” и “Нева” превратились в личные органы господ Гордина и Никольского. И говорить бы не стоило о них, зная тираж. Однако это – всё, что осталось для писателей Петербурга. Здесь стоят в очередь десятки авторов. Те, кто поумнее, давно живут на гранты.

Иногда шумят общие собрания. На них случаются скандалы. Летит к выходу Кураев, а вслед ему Лурье кричит о его даче под Вырицей, подаренной губернатором за хорошее поведение. Кураев уже за дверью, а коллеги выслушивают о том, что дача Кураева – бывший детский сад. Или Топоров со свойственным ему талантом аннигиляции выжигает пространство. Не скучно, в общем. Если не видеть контингента. Контингент седой, лысый, хромой и никуда уже не годный – ни в ресторан, ни по бабам.

И вдруг пролетело: Валентина Ивановна обещала помещение под ресторан, если объединимся! А что? Просто! “Ласковые телята одну матку сосут”. Утвердили Устав, но в Уставе – сопредседатели. Зачем, если объединились? А затем, что счет общий, на который деньги из городского бюджета начнут поступать, а война – старая. Не хотят мириться. Ни за что. А почему? А потому что сели десятка два писателей на эту жилу и надеются, что она не иссякнет по причине наличия в прошлом великой русской литературы.

В 2004 году торжественно провозгласили премию Гоголя по десяти номинациям. И как раз десяти писателям, сидящим на жиле, премия и ушла. Просто.

А вот предупредить членов Союза о том, что пребывание в Союзе указом Ельцина (большого любителя демократии) уже не входит в стаж и человек может элементарно пенсию не получить – об этом у них в головах не созрело. И они хотят, чтобы их народ читал, как Пушкина с Некрасовым.

Хотя – читать будут. Но не завтра. И не их.

В Петербурге существует настоящая литература, еще более подпольная, чем при Обкоме. Она давно не ходит в Союзы. Она по завету Льва Толстого пишется только тогда, “когда невозможно не писать”. Пути к читателю у нее нет.

Положение с тайной русской литературой сегодня настолько трагическое, что надо предпринять буквально следующее. Надо выделить небольшие деньги из любого источника на “Библиотеку Северо-Запада”. Эти деньги необходимы немедленно. Следует издавать в год не менее тридцати названий настоящими тиражами не менее 50 тысяч экземпляров. Рекламу можно обеспечить через СМИ в приказном порядке. Существует квота на эфир и прочее. Ни один из писателей не должен быть в жюри “Библиотеки СЗ”. В городе достаточное количество великолепных читателей, которые сами смогут оценить уровень прозы, поэзии, драматургии. Если Москва не желает беспокоиться о состоянии основного богатства России – ее культуры, то мы сделать это обязаны по рождению.

Для того, чтобы доказать свое право говорить достаточно резкие вещи, сообщу, что в 2003 году мне была присуждена премия С.Довлатова по прозе, а на “Ленфильме” я получаю крошечные деньги как член сценарной коллегии.

Два года я читаю сценарии. За это время ситуация в кино изменилась кардинально (пока только в смысле денег). Сегодня хорошие сценарии необходимы, как воздух. Мы не можем награждать сами себя, как в “Золотой маске”. В Берлине, Венеции и в Канне этот номер с судорожным нетворческим усилием не пройдет. Поэтому сценарий превратился из средства наживы в валюту.

Что происходит? Происходит то же, что везде: Москва гонит халтуру, ворованные западные сюжеты, компьютерно-диктофонный бред. Наши сценаристы разнообразны, профессиональны, но поражены вирусом безверия. Их понять можно: в городе денег или нет, или их не хотят давать находящемуся в упадке “Ленфильму”, непонятным Союзам писателей, скучнейшим БДТ, МДТ и иным проявлениям мафиозности.

Что можно сделать?

Кино, как известно, самое демократичное из искусств. Чужой роман можно не читать по причине чуждости, чужой спектакль не смотреть по причине незнакомого языка, а вот кино чужое смотреть даже интереснее, чем свое.

Я предлагаю дать немного денег и организовать Сценарный международный центр. Я убежден, что мы через два-три года станем монополистами сценариев в Европе. Хороший сценарий на дороге не валяется. Заодно мы поднимем таким путем уровень отечественного кино. Ибо сказано: в начале было слово. Я добавлю: русское.

Отношение вышепоименованных господ к журналистике в прошлом было снисходительное. Журналистов не уважали, над ними посмеивались. В начале перестройки журналистика вдруг ускакала вперед. Помнится, я пришел к Н.Чаплиной в 1991 году с предложением отдать полполосы “Часа пик” писателям. Она не поняла – зачем? Я сказал, что – для будущего. Она, видимо, не видела за литературой будущего и места не дала. Сам я активно участвовал тогда и позже в газетном буме. И “Час пик” начинал, и в “Вечорке” лет семь чего только не писал, а закончил газетную жизнь в тогда еще массовом “Метро” года два назад.

Должен сказать, что журналистика захирела так же быстро, как поднялась. Не нашлось в Петербурге сильной газеты типа “Известий”, чтобы она выдержала удары судьбы.

Был у меня один проект, который, как мне кажется до сих пор, имеет право на большую жизнь. Называется этот проект “Голос улицы” и он целиком должен быть составлен из комментариев прохожих на всё на свете. Проект удивительно дешевый и удивительно прибыльный. При нормальном отношении к процессу он мог бы поддержать и “Библиотеку Северо-Запада”, и даже экспериментальный театр “Драматург”.

Мы наследовали великую страну и спустили ее в унитаз за рекордно короткий срок. Увы.

Попробуем спасти сохранившееся.

Сколько ни говори слово халва, во рту не будет слаще: такова реальность современного театра. Нас пытаются убедить в том, что эти стекляшки бриллиантовые. Да, мы полные идиоты и переключим телевизор с Евгения Леонова на Трухина. Мы окончательные кретины и станем хохотать в комическом театре Козаковой. Где главный комизм есть присутствие мрачной дамы.

Потому я во второй раз еду на фестиваль любительских театров в Лугу.

Фестивалю этому больше двадцати лет. И все эти годы его мамой была Елена Иосифовна Брун, всего-то старший методист какого-то из низких разрядов. Даже не министр культуры.

Причем в первых же строках заявляю совершенно отчетливо, внятно, без полутонов и реверансов: любительские народные театры Ленинградской области значительно профессиональнее всех без исключения петербургских театров. Их спектакли искреннее (что немаловажно), но они еще и изысканнее, мощнее, тоньше, разнообразнее и еще они удивительно пленительны для зрителей (последнее качество в государственных театрах давно отсутствует).

Весь дальнейший текст будет посвящен доказательствам данного утверждения.

Итак, я ехал в Лугу как член жюри фестиваля. Только что этому многострадальному городу присвоили звание города Воинской славы. Как знать, если бы в конце лета 1941 года под Лугой не тормознули немцев на несколько недель, то на месте Петербурга была бы заросшая ольхой пустошь.

Так и сегодня: я ехал в Лугу с огромной тоской и жаждой чуда.

Лужский укрепрайон сегодня можно сравнить с последним бастионом на пути мракобесия, накатывающегося на русскую культуру. Если напротив Дома актера на Невском размещается реклама спектакля МОНОЛОГИ ВАГИНЫ, то мои слова не прозвучат преувеличением.

Нас встретили лихие партизанки в кубанках и с автоматами. Догорал громадный костер, в сосновом бору звенели песни под баян, печеной картошкой завершились фронтовые сто грамм у мемориала, напоминающего Стоунхендж - в первый же день мы посмотрели четыре спектакля. На следующий день, 23 мая их было пять. Наконец, в субботу 24 мая в разных и давно не ремонтированных залах Дворца культуры г. Луги (упрек в адрес области-донора) мы до двух часов ночи отсмотрели и обсудили ВОСЕМЬ спектаклей!

Где Гиннесс? Почему он так нелюбопытен? 23 спектакля за четыре дня!

И можно было перевести, наконец, дух: театр на Северо-Западе России жив.

Жюри состояло из пяти человек: А. Платунов (председатель, доцент Театральной академии, директор Мюзик-Холла), А. Иванова (старший преподаватель Академии, режиссер ТЮТа), С. Рытов (худрук - директор областного ТЮЗа), А.Зелант (доцент Академии, руководитель актерского курса) и я (драматург, сопредседатель театра-клуба РУССКИЕ ДРАМАТУРГИ).

Мы ссорились. Иногда даже обзывали друг друга. Но это было признаком громадной силы зрелища 350 актеров, прошедших перед нами, и их взаимной любви. Потому что без внутренней спайки и почти родства этим коллективам было бы не выжить.

Тут же пример: спектакль в условиях Сланцев, Лодейного Поля или Шлиссельбурга готовится не менее года. А показывается на сцене от одного до пяти раз!

У вас не навернулись внезапные слезы сочувствия и гордости за сотни этих людей, в одиночку волокущих на своем горбу КУЛЬТУРУ, которой давно уже лишен Петербург, после того как некий враг народа отсек ему всё народное, любительское творчество в сети домов и дворцов культуры? А другой безымянный враг никак "не догадается" привезти спектакль из Гатчины, к примеру, и показать его в Сосновом Бору, Всеволожске, поселке Приладожский, а то и в самом Питерсбурхе.

Боюсь только, что сей бурх потребует после таких гастролей у собственных театров отчета о бюджетных вложениях.

Теперь о главном, о спектаклях. Лучшим был признан спектакль театра "Городок" из Соснового Бора "Очень простая история" режиссера Виктора Иванова.

Но это лучший среди равных. Я смотрел спектакль по той же пьесе М. Ладо у талантливой Галины Бызгу, после которого пьеса пожаром прошла по стране: спектакль В. Иванова другой, но сопоставимый по таланту исполнителей. Кстати, Г. Бызгу работала вне стационарных театров.

Лучшими по режиссуре были признаны спектакли по пьесам С. Мрожека "Кароль" и "В открытом море" (Людмила Бобылева из Сланцев) и "Воронья роща" А. Вампилова (Тамара Шмакова из Гатчины).

Прошу внимательно следить за географией театров и, особенно, за жанровым разнообразием спектаклей - в конце они сложатся в уникальное полотно, напоминающее громадную фреску под названием "История и современное состояние театра".

Я не стану упоминать все призы, достававшиеся каждому - мы не Канны, у нас коммерция на уровне сухих пайков и билетов на электрички. Но заявляю еще раз, может быть, кто-то не расслышал: каждый из перечисленных спектаклей достоин отдельного обзора не менее чем те, что выдвигаемы на Золотую маску.

Итак: "Маленькая Баба-яга", собственная инсценировка по повести О. Пройслер Юлии Даглдиян из Шлиссельбурга - лучший детский спектакль с несравненной 12-летней Анитой Леватаевой в главной роли. Вот уж истинный бриллиант. Смотреть на это невозможно дольше, чем длится спектакль, потому что от восторга изнемогаешь. А. Леватаева по непосредственности и изобретательности напоминает Одри Хэпберн - и на этом я умолкаю, чтобы не испортить девочке жизнь комплиментами.

Кстати, обладательнице премии за лучшую женскую роль Ане Хорунжевой всего 15 лет! Эта разносторонняя школьница из Гатчины сыграла в вампиловском спектакле Викторию, ту самую, которая в дальнейшем была беспощадно урезана драматургом в "Провинциальных анекдотах" ради высших художественных достижений. Ее я также особо расхваливать не буду - так мне посоветовала режиссер спектакля из педагогических соображений.

Зато я отыграюсь на 73-летнем Борисе Палыче Уткине из Лодейного Поля, получившем приз за лучшую мужскую роль. Он 23 года не выходил на сцену в качестве актера. Все эти годы он ставил исключительно испанцев с итальянцами прошлых веков. И вот - вышел. В роли Маркиза в "Трактирщице" Гольдони. Через пять-семь минут зал начал тихо выть. Еще через пять - в голос ржать. Первые зрители попадали со стульев через пятнадцать. И задолго до конца феерического по исполнению спектакля (ансамбль!) стало ясно, что Борис Палыча обожает не одна Татьяна Ивановна, а весь укрепрайон. Как много талантов в России! И как скучно на всех каналах...

Триумфаторы прошлого фестиваля (уровень европейский, я писал об этом) Эльвира Овсянникова из Шлиссельбурга с детским сногсшибательным и сносящем башню спектаклем про царя Еремея и Наталья Щёлокова из Волхова с приливно-отливно морским Островским ("Женитьба Белугина") на этот раз занялись формализмом. Овсянникова предприняла попытку глубокой реанимации драматургии Бартенева в спектакле "Снегурушка" и почти добилась цели за счет зенитовской самоотдачи актеров, а Щёлокова роскошно и тонко похулиганила с "Мещанином во дворянстве", приведя жюри в ярость. Я наслаждался. Люблю театр в жизни больше, чем на сцене. А потому похвалю и Ольгу Ивановну Просолупову из Ломоносова за володинские "Две стрелы". Лично не раз выпивал с Александром Моисеевичем, выслушивал его эпические завирательства и комические уверения в собственной ничтожности и скажу откровенно - с Ольгой Ивановной он бы чокнулся во всех смыслах. Хотя сама она человек обширнейшей театральной грамотности и не пьет.

Пора заканчивать. Дан мне был малый объем.

Потому перечислю остальные данные для фрески, любя фамилии и названия мест больше других слов:

"Звездный мальчик" О.Уайльда режиссера Андрея Акимова из Луги в театре имени Натальи Никулиной (кстати, на Фестивале родилось предложение к властям города о переименовании одной из улиц в память великого театрального режиссера, через чей театр прошли СОТНИ актеров - жителей Луги),

"Веселый день" лужского же ТЮЗа режиссера Аллы Филипповой (из детских стихов советских поэтов - это вам не полиэтиленовые мультики!),

"Мама" по мотивам русских сказок режиссера Людмилы Анисимовой из Соснового Бора,

"Все мыши любят сыр" из Подпорожья Эльвиры Гагарской,

блестящего раннего Чехова "Злоумышленники" в исполнении двух десятков детей-комиков театра "Антре" из Лодейного Поля режиссера Алексея Байдакова,

две "Женитьбы Бальзаминова" Марии Михеевой из поселка Приладожский и Ирины Троицкой из Всеволожска,

фрагменты " Норы" Х. Ибсена Юлии Илюхиной из Соснового Бора,

невообразимо закрученная эротическая комедия "Время встречи изменить нельзя" Вячеслава Болясова из Бокситогорска.

И другие. Очень высокого качества.

Решится ли Питерсбурх поднять брошенную ему перчатку и принять спектакли области в честном поединке?

Сомневаюсь.